"Лев Кассиль. Ход белой королевы (детск.)" - читать интересную книгу автора

Восьми лет Наташа легко обгоняла на лыжах не только всех своих сверстниц,
но и старших подруг. Да и из мальчишек мало кто мог угнаться за ней на лыжне.
Вообще росла она девочкой сильной, не изнеженной, вся в крепкую скуратовскую
породу - немножко своевольная, упрямая, но к капризам совсем уж не склонная. В
школе с ней считались одинаково и девчонки и мальчишки. Обидчиков она не
миловала, тем более что брат Савелий втихомолку показал ей несколько приемов
бокса. Но больше всего ребята ценили в ней твердость слова и справедливость.
Ее неизменно выбирали старостой класса, председателем совета отряда. Она была
признанным коноводом в лыжных вылазках, пионерских походах и всяких других
затеях, когда Можно было хоть на время избавиться от докучливой опеки
взрослых. "Атаман-девка у вас растет,- говорили соседи Скуратовым,- далеко о
ней слышно будет".- "И-и, мы за славой не гонимся, бесславья бы не знать",-
скромничала в таких случаях мать.
Наташа и сама никогда не задумывалась о том, что люди называют славой, и
принимала уважение ребят и взрослых как сам собой сложившийся порядок. Но
зимой 1941 года в ней впервые заговорило самолюбие. Его задели понаехавшие из
Москвы ребята. То были дети рабочих и инженеров одного небольшого столичного
завода, эвакуированного в Зимогорск. Наташе сразу они показались зазнавалами и
всезнайками, самоуверенными и чересчур болтливыми. Люди, к которым с малых лет
привыкла Наташа, никогда так много не говорили. А эти новички из столицы, едва
освоившись на новом месте, стали трещать как сороки, заводить свои порядки в
классе, не очень-то считаясь с признанным авторитетом старосты и председателя
совета отряда. Особенно дерзко, казалось Наташе, вела себя Нонна Ступальская,
дочка инженера, высокая и очень прямо державшаяся девочка, которую посадили
как раз впереди Наташи. Все в ней раздражало Наташу: и как та вертела на уроке
тонкой шеей, над которой уж слишком мудро, по мнению Наташи, какими-то
вензелями были уложены косы, и как, обернувшись, смотрела она на Наташу из-под
круглых, высоко поднятых бровей слегка прищуренными глазами, и как
охорашивалась перед тем, как выйти к доске, когда ее вызывали, и как охотно
рассказывала она на переменах о своих московских знакомых, среди которых чуть
ли не каждый был знаменитым киноактером либо известным футболистом. И самое
обидное было в том, что ее все с интересом слушали, и постепенно эта
долговязая болтунья стала чуть ли не первым человеком в классе. Она и гостинцы
для раненых в госпитале собирала, и на сборах выступала, и на рояле
аккомпанировала, и сводки Совинформбюро в классе вывешивала. На Наташу она
смотрела свысока, быть может, потому, что и в самом деле была на полголовы
выше.
Наташа ревниво приглядывалась к ней и другим эвакуированным ребятам. Ей
было обидно, что новички слишком уж много рассказывают про свою Москву,
чересчур уж хвастают разными столичными достопримечательностями, но
зимогорских красот не видят, не понимают и иной раз неуважительно говорят о
городе, который вырос вместе с ней среди гор и лесов, отстроился и так
похорошел за короткое время. А эти приехали на все готовенькое и еще
недовольны, что тут нет метро, планетария, только два кино и слишком холодный
ветер. Подумаешь, неженки какие, дует на них!..
Но, когда стало известно, что новички из Москвы вызвались участвовать в
традиционных, ежегодно проводимых в Зимогорске лыжных гонках между городом и
рудниками и решили соревноваться с зимогорскими местными школьниками, Наташа
поняла, что пришла пора проучить зазнаек. И где им было угнаться за природными
уральскими скороходами! И эта длинная, бледная тянучка Нонна тоже записалась.