"Лев Кассиль. Черемыш брат героя (детск.)" - читать интересную книгу автора

гостинчик. А-а, запамятовал? Где же тебе, конечно, всех нас упомнить!
- Я, бабушка, никогда и на пасеке не жил и никакого деда Евстигнея не
Знаю. Это ты, мать, чего-то обозналась.
- Ой ли! - сказала старуха. - Ты ведь родом-то из Городилова?
- Нет, я из Холодаева.
- А летает который, в газете снятый, это откуда? Из Холодаева?
- Это я летаю, мать. Холодаевские мы.
- Обозналась, значит. А я ведь думала - из Городилова, там тоже Черемыши
жили. Ах, дура, дура!.. Ну, ничего, ничего, - успокоила она себя, - а то и не
повидала бы. Разве посмела бы идти-то! А мне уж так была охота хоть глазком
одним взглянуть, какой такой есть герой всего Союза Климентий Черемыш-то. Ну,
теперь посмотрела - знаю, за кого голос стану подавать. Это ничего, что из
Холодаева, а не из Городилова. Все одно наш. И варежки возьми. На, на! А то,
чай, холодно наверху. Споднизу-то поддувает.
Она ушла, бормоча ласково, крутя головой, разводя руками.
- Вот у нас один мальчик тоже... - начала взбодрившаяся Аня.
Но тут снова зазвонил телефон, а когда летчик кончил говорить, в дверь
опять постучали.
Пришел какой-то молодой изобретатель и долго и утомительно рассказывал о
своем изобретении, которое должно, как он уверял, перевернуть в авиации все
вверх дном...
- Зачем же все так сразу вверх тормашками? - сказал Черемыш, внимательно
выслушав его, и посоветовал изобретателю сперва как следует по-учиться, а
потом уже начать изобретать.
Приехали молодые железнодорожники, просто так, чтобы пожать руку летчику и
сказать, что они на земле тоже постараются не отстать... После их ухода Аня
увидала, что теперь сказать самое подходящее время. Но едва она раскрыла рот,
как опять раздался стук, и пришел старенький доктор, собиратель автографов и
изречений великих людей. Он без устали сыпал именами философов, ученых,
приводя их высказывания по всякому поводу.
- Ламартин говорил, что конь-пьедестал героя. А в наше время пьедестал
героя - аэроплан! - восклицал доктор.
Он попросил подпись-автограф в альбом. Черемыш расписался.
Доктор уже собирался уходить, как вдруг снял опять шляпу, подошел к
летчику и, просительно глядя снизу, сказал:
- А как здоровье у вас? Ничего? Сложение, я вижу, отличное! А вот как
сердечная деятельность? Вероятно, и подумать об этом вам некогда. Вы извините
старика, но я, знаете, привык по-своему, по-врачебному, так сказать,
профессионально подходить. Разрешите ваш пульс. Нет-нет, пожалуйста уж! Вы
меня не обижайте. Да и права не имеете. Избиратель должен знать своего
кандидата насквозь. Ваше здоровье и сердце ваше, сами знаете, - народное
достояние. Позвольте и мне участвовать в его сохранении. Тэк-с, пульс
отличный, с прекрасным наполнением.
Прежде чем летчик успел возразить что-либо, старик вынул из кармана
резиновые трубки с костяными наконечниками - стетоскоп, - приложил какую-то
металлическую штучку к груди летчика, под самые ордена.
Потом в один миг умелыми быстрыми пальцами расстегнул у героя гимнастерку,
оттянул ворот ее, просунул туда свой аппаратик.
- Дышите, - приказал доктор.
- Да оставьте вы, доктор, в самом деле! - отбивался летчик. - Ой, я