"Елена Кассирова. Кремлевский фантомас " - читать интересную книгу автора

Брюханову. Для очистки совести он заглядывал к бабушкиной приятельнице,
старухе Порфирьевой Розе Федоровне, и угощал ее, беззубую, пастилой.
На последнем этаже жил Аркадий Блевицкий, первый Костин друг по школе,
когда Костя еще дружил с пацанами. В седьмом, когда вышли на первый план ум
и дарованья, Костя и Аркаша разошлись. Костя стал дружить с девочками.
После школы Касаткин Блевицкого почти не видел. Аркаша жил сперва с
бабкиной сестрой, а после ее смерти - один. Бабка Аркадия, певица Нина
Васильевна Блевицкая, сгинула, несмотря на связи, в лагере, мать, из
актерской династии, умерла рано, отец - позже.
Варвара Васильевна Блевицкая была копия своей знаменитой сестры.
Внучатого племянника она растила воспитанным. Когда Аркадий вырос, занятия
себе не нашел. Шатался, гулял. Еще в десятом, хвастался: "Опять колол
пенициллин после б...дей". Потом он на некоторое время исчез, Варвару
Васильевну ограбили, и все говорили, что он и навел. Широкоплечий,
квадратная голова, белая бархатистая кожа, мамины соболиные бровки. Теперь
Аркаша поблек, ходил занюханный, делать ничего не хотел и не умел.
Верхние генеральша Лидия и Маша, мать и дочь, Костю любили, чувствуя,
что ему приятно двойное женское присутствие.
Лидия родила поздно. Маняшу она растила - нежа и держа при себе.
Мать - старуха, а дочери сильно за тридцать. Но обе - похожие, одинокие,
пожилые подруги. Лидия пышней. Лидия еще держится, как бы в ответе за
незамужнюю дочь. Старуха до сих пор мечтала стать бабкой.
Лидия - барыня - даже говорит благородно громко, не культурно, а
кремлевски. Маняша при ней существовала покорно и безгласно, как прислуга
или нахлебница.
У Маняши не было никого. "Заела Лидка дочерин век", - говорила про
Лидию и Маняшу Костина бабушка. "А может, - отвечал Костя, - и не заела.
Маня, может, еще найдет кого-нибудь".
В самом деле, Маняша Фомичева не уродливая: уродов у советских
кремлевских начальников не рождалось. Но была Маняша какая-то вялая,
сохлая, тусклая. Она словно и не знала, откуда берутся дети. Папа-мама -
свет в окошке, остальные прочь. Но папы давно нет, и хорошо только с мамой.
И кавалер, думал Костя, если и был у такой, то сплыл.
Лидия с Маняшей жили друг для друга. Получали женщины Лидину пенсию и
Маняшину бюджетную научную зарплату. Маняша занималась
декоративно-прикладными проблемами гжельских вазочек и ходила в Институт
истории искусств раз в неделю.
А в общем, ничем Маша не занималась. Жили Фомичевы бедно, и Костя
подозревал, что бедностью они как интеллигентки кичились.
Вещи мать и дочь, потеряв советские привилегии, продали, квартиру
оголили. В последние годы они снимали с полок книги и отвозили в сумке на
колесах в букинистический. "Плюнули бы нищенствовать, - говорил им Костя, -
заработали бы!" Нет. У Маняши были высокие, духовные идеалы. Она ходила в
одном и том же грубом платье и даже туфли носила черные говнодавы без
каблука, шагая четко и твердо и ставя носки внутрь, как бы упершись: не
трожь.
И Костя махнул на нее рукой и, в общем, уважал ее за немодную
принципиальность.
На фомичевских подоконниках лежали штабелями пакеты с мукой. Другой
еды не было. Пишущая машинка допотопно и гордо стояла в комнате на столе,