"Елена Кассирова. Кремлевский фантомас " - читать интересную книгу автора

развернул плакат "Руки прочь от Венгрии".
Кусин был лишь вызван и пуган.
Ребят посадили, а Борис бежал в Москву.
А там ни кола, ни двора.
В поисках твердой почвы Боря крутился в редакциях, попался Порфирьеву,
тот взял над ним шефство, но напечатать его не успел - Кусин отправился
наконец по этапу.
Вернулся Борис Сергеевич инвалидом и устал. Молодое прошлое как
отрезало. Но комплекс провинциала Кусинстарик не изжил. Он уважал научную
интеллигенцию и был демократом - в смысле говоруном и риториком.
Жил Борис Сергеевич один. Он не женился из больного самолюбия
инвалида.
- Значит, вот, Костя, какие дела, - прошипел он.
- Да, такие, - пришлось ответить Косте вместо того, чтобы спрашивать
самому.
- Ну, что, посадили их?
- Кого?
- Новых ваших русских. Потехина с Ивановым.
- Да разве ж убивали - они?
- Они, не они! Всё равно одна шайка.
- Какая шайка?
- Какая ж у нас шайка! Кремлёвская.
- Что вы, Борис Сергеич, - удивился Костя. - Вовка с Кремлем не
связан.
- Не связан! - яростно зашептал Кусин. - А что бы он мог без них!
Нахапали новые правители, теперь заметают следы.
- Но при чем здесь Роза с Паней?
- Язык у старух длинный. Ворчат они, народ возмущают. А народ за
старух горой.
- Но Роза не ворчала.
- Ну, Паня. Она ж уборщица, всю ж подноготную видела. А с Розкой она
делилась. Розку Паня любила. Небось, за твоей бабкой не ходила так.
- Вообще никак. Не захотела.
- Короче, смерть старухам! - просипел он, брызгая слюной. - Вон, и у
тебя бабка ворчит, и соседки твои брюзжат, генеральша с дочкой.
- Лида с Маняшей - да, но бабка не ворчит, она еле говорит. Она после
инсульта.
Костя автоматически отвечал, но на слове "инсульт" опомнился. Он
пришел сам спрашивать, а сидит, как на допросе. Ишь, Кусин, старый
конспиратор, хитрец.
- Борис Сергеич, я же принес вам порфирьевские книги. И тортик.
- Тортик, - зашипел Кусин, - какой еще тортик? Мои это книги, а не
Порфирьева!
- Как - ваши?
- А так. "Большое время" - мой роман! Я написал! "Большое бремя".
Порфирьев меня посадил, а роман напечатал под своим именем. Одну букву
переделал. Да еще мне, гад, сказал: "Ты химик, вот и похимичь на химии". Я
и химичил семь лет. Отхимичил себе всё на хрен.
- Зато сохранили честь, - сказал Костя.
- Много ты знаешь.