"Вячеслав Касьянов. Искушение святой троицы " - читать интересную книгу автора

уныние друга наполнило его слабостью и подтачивало мужество. Он явственно
ощутил, как в его собственной душе пробивается предательская брешь и сквозь
образовавшееся отверстие остатки храбрости просачиваются наружу. Слава
отдернул голову назад, пребольно ударившись затылком о стену. Он схватился
за голову. От острой боли ему стало еще горше. Леша продолжал бесноваться,
Дима натянуто ухмылялся, ему, видимо, было совсем не по себе. Ящерице же
Лешина ярость была совершенно безразлична, и она хотела только одного: без
промедления сожрать всех троих друзей. Дима протянул вперед руку, робко
попытавшись привлечь Лешино внимание:
- Ну, ладно. Все нормально. Сейчас дальше пойдем, и все.
Прозвучало это слабо, тихо и неубедительно.
- Птица сейчас оживет от твоих воплей, - процедил Слава сквозь зубы, -
ты поори еще чуть-чуть.
- Да я ее убью, суку!... - надсадным голосом сказал Леша, бешено
оглядываясь кругом.
Он подбежал к лежащей туше и дал ей такого пинка, что чуть не оторвал
голову. Черное жирное тело судорожно дернулось; из зобастого клюва вырвался
гортанный сухой клекот и сразу захлебнулся, словно подавившись.
Леша, изменившись в лице, поспешно отошел на несколько шагов назад. Его
злоба моментально сменилась страхом.
- Я же говорил! - закричал Слава отчаянно и бросился на четвереньках
подальше от птицы, в коридор.
Птица, однако, больше не шевелилась; видимо, Леша выбил из нее
последние остатки жизни.
Дима с пистолетом в дрожащей руке подошел к неподвижной туше и
наклонился над ней. Глаза его блестели. Зобообразный клюв чудовища был
страдальчески раскрыт, голова запрокинута. Птица лежала тихо, не шевелясь,
и, кажется, не дышала. Вблизи она была еще более страшна: толстая, выпуклая
туша покрыта не то пГiтом, не то слизью; кожа испещрена складками, как у
крокодила. Изо рта исходило зловоние. Перепонки на крыльях, не будучи
натянутыми, обвисли и казались дряблыми и сморщенными. Дима смотрел, как
загипнотизированный... Леша в это время болтал в руках окровавленную
футболку, внимательно ее оглядывая. Она имела жалкий и страшный вид и,
очевидно, никуда больше не годилась. Леша состроил злобную мину и рывком
швырнул футболку в окно. К чести Леши нужно сказать, что он никогда не жалел
старые вещи и выбрасывал их без всякого сожаления: хотя он и был
барахольщик, интересовали его, как правило, только разнообразные плиты,
трубы, автозапчасти и вещи, нужные в хозяйстве, а к одежке он был
равнодушен. Окровавленный изорванный ком мягко стукнулся о стекло и упал на
пол. Леша зло уставился на него, затем в остервенении схватил с пола с
намерением разорвать его на мелкие лоскутки и тут догадался. Он поднял глаза
на окно. Стекло и рама были девственно целы. Холодное бесстрастное око
издевательски смотрело на ребят. За окном по-прежнему висело тусклое
свинцово-серое небо, но снегопад закончился; небо было заляпано
бесформенными темноватыми тучами, похожими на серые акварельные разводы на
бумажном листе.
- Хорьки, вашу мать, скрипучие, окно-то целое, - трусливо сказал Леша,
быстро приходя в себя. - Я фигею, дорогая редакция.
Дима и Слава одновременно подняли головы и посмотрели.
После этого воцарилось довольно долгое молчание. Все трое одинаково