"Петер Карваш. Юморески и другие пустячки" - читать интересную книгу автора

Он и не подумал звонить, даже не шелохнулся и снова с готовностью
впился взглядом в мое лицо, сосредоточенный, увлеченный моим делом - мой
единомышленник. Но у меня перехватило горло, как будто на нем был ошейник.
Очень немногие люди ходят с ошейником, но и очень немногие после
подобных ситуаций сохраняют надежду или даже уверенность, что их выслушают.
Даже когда их слушают.
Да, тебя слушают, но, Бога ради, слышат ли тебя?
С моим шефом все совсем наоборот - этот всегда слышит намного больше,
чем я ему говорю, хотите верьте, хотите нет. Разговор с ним выглядит
примерно так:
- Значит, встречаю я - вчера этого Хвалковского -
- Ага, знаю, того, что сидел за изнасилование.
- Нет, не того. Того, у которого был когда-то цветочный магазин. Он
был -
- Пьян как сапожник, а как же иначе. Этот никогда не просыхает. Но у
него был не цветочный магазин, а, по-моему, писчебумажный.
- Значит, это другой. Тот, о котором я говорю, вообще непьющий. Даниэль
его зовут. Он хотел -
- Стрельнуть у вас денег. Но будьте начеку! Даниэль никогда не отдает
долги. Слушайте, так его фамилия вовсе не Хвалковский. Он случайно не
Хвалковец?
- Нет, извините: Даниэль Хвалковский. Он нездоров. Что-то с сердцем.
- Черта лысого. Хочет, чтобы его жалели. А у самого баб целый гарем.
- В его-то годы?! И потом, он был в трауре. У него умер -
- Дядя. Старая песня! Этот дядя у него умирает в среднем раз пять в
году. Каждый раз, когда ему нужно смыться, чтобы не голосовать ни за, ни
против. Ну и пройдоха!
- Брат. Брат у него умер, которого он очень любил. Он хотел -
- Брат? Мишо? Да я его совсем недавно видел, здоров, как огурчик. Тоже
хорош гусь. Это тот самый, который разбил служебную машину и чуть не убил
секретаршу, с которой ездил на дачу, я все знаю. Но его фамилия Хвальчик.
И так без конца. Никогда, ни разу не удалось мне досказать, что хотел
сказать Хвальковский, Струногва, доктор Кропанчик, депутат Боровой и Франсуа
Мари Аруэ Вольтер, причем не все они и не всегда собирались сказать
какую-нибудь чепуху. Он все это давно уже знал. Все было не так, вернее, все
было совершенно иначе, но он это точно знал. Он знал, что он это знает, и я
это знал.
Итак, великое искусство высказаться, изречь мысль, даже оригинальную и
необходимую, в конечном счете оказывается сравнительно несущественным. В
безвоздушном пространстве звук не распространяется. Общественное воздействие
мысли начинается только тогда, когда ее выслушают. Нередко ее оценивают в
зависимости от того, сколькими людьми она была услышана. Но давайте
спустимся на землю, вернемся на кухню.
Моя двоюродная бабушка совершенно одинока, вся ее родня вымерла, а я,
внучатый племянник, в ее глазах - несусветный шалопай. Так вот, эта
старушка - подлинная рекордсменка по части слушания. Из-за скудности
собственной жизни она живет жизнями других людей. Она распоряжается ими как
сотрудник ЗАГСа, гибридизированный с частным детективом и компьютером.
Она слушает жадно и с пониманием, она впитывает вас вместе с вашими
заботами, прегрешениями и наслаждениями. Но делает это как знаток, как