"Раймонд Картье. Тайны войны (По материалам Нюрнбергского процесса) " - читать интересную книгу автора

мне, что им не хватает орудий, снарядов или танков". Да, они остерегались
этого. Но зато они подавали часто фальшивые рапорты, и не раз вместо
реальной силы, на которую Гитлер рассчитывал на основании рапортов, он
находил лишь фикции.
"И между тем, - говорит Кайтель, - Гитлер был крайне недоверчив".
"Я знаю, - говорил он, - что рапорты, которые мне подаются, всегда
приноровлены к моим идеям. Поэтому я должен дважды проверить, раньше чем
поверить".
Недоверчивость была врожденным качеством Гитлера, существенной чертой
этого дикого, сумрачного характера. И она все усиливалась в течении всей его
жизни, начиная с его бедной, безрадостной юности, затем в течении его
тяжелой борьбы за власть. Несколько раз он чуть не был сметен водоворотом
политических сил. Он долго вел беспокойную, неуверенную жизнь, среди
сомнительных людей, как Рем и Грегор Штрассер. Достигнув вершины могущества,
по-видимому несокрушимого, он и там сохранил хмурый и беспокойный вид,
свойственный тиранам. Полное сосредоточение командования в его руках было не
только следствием его абсолютной авторитарности, но в то же время и мерой
предосторожности.
Нюрнбергский процесс полностью и окончательно осветил сущность и
природу национал-социалистического режима. Режим - это был Гитлер и все
сводилось к нему одному.
У него не было советников. У него не было друзей. У него не было даже
доверенных людей. За ним не стоял "некто в сером", кто был бы тайной
пружиной всех событий; никакого Ришелье или Сюлли, не было даже Талейрана
или Фушэ. Гитлер был в трагическом одиночестве. "Третий Райх" состоял из
сверхъестественного гения и коленопреклоненных подданных.
В Нюрнберге Геринг делал отчаянные усилия, чтобы сохранить за собою
свое значение. Даже на скамье подсудимых, с ощущением веревки на шее, он
продолжал вызывающе отстаивать свое второе место в "Третьем Райхе". Но его
собственные показания опровергают его претензии. Он был, как и все, далек
Гитлеру. Он не принимал абсолютно никакого участия в его решениях.
"В марта 1939 года, - заявляет Геринг, - я проводил свой отпуск на
Ривьере, когда я получил письмо от Гитлера, с извещением, что Чехословакия
становится невыносимой угрозой и что он решил ее ликвидировать. Я тотчас
вернулся в Берлин. Гитлер показал мне документ из разведывательного
отделения и сказал мне, что Чехословакия готова стать плацдармом Европы для
нападения на Германию.
Я рекомендовал ему терпения и подчеркнул, что нарушение Мюнхенского
соглашения явилось бы сильным ударом по престижу Чемберлена и привело бы,
вероятнее всего, к власти Черчилля. Гитлер меня не слушал.
Я прибыл в Берлин всего за несколько часов до приезда президента Гахи.
Я был возмущен, так как вся атмосфера была мне поперек горла Я показал это
Гитлеру, отказавшись сопровождать его в Прагу".
На Гитлера это возмущение его первого заместителя не произвело ровно
никакого впечатления. В дальнейшем он по-прежнему не интересовался его
мнением. Когда он принял решение воевать с СССР, - наиболее судьбоносное
решение всей германской истории, - он только протелефонировал Герингу: "Я
решил объявить войну России".
Геббельс был марионеткой, послушной каждому слову Гитлера. Гесс - лишь
старшим его адъютантом. Борман был просто грубое животное. Гиммлера никогда