"Раймонд Картье. Тайны войны (По материалам Нюрнбергского процесса) " - читать интересную книгу автора

говорил "ты" фюреру.
"Он знал обо мне, - сказал в Нюрнберге Иодль, - что меня зовут Иодль,
что я генерал и может быть угадывал по моему имени, что я баварец... И это
все".
Ничто не умеряло суровости в окружающей его обстановке, и те, кто ему
служили, должны были заранее проститься с личной жизнью.
"Ставка фюрера, - говорит Иодль, - представляла собою нечто среднее
между монастырем и концлагерем. Мы не были оцеплены колючей проволокой, но
для входа и выхода нужен был специальный пропуск, которым из моих офицеров
обладал лишь один мой адъютант генерал Варлимонт. Никакой шум света не
достигал до нас".
Вокруг Гитлера не смеялись, не шутили, не курили, не пели. Вся жизнь
сведена была к службе и скуке.
"Я делал все возможное, чтобы уйти, - говорит Кайтель. - Двадцать раз
просил я маршала Геринга дать мне назначение на фронт. Я - фельдмаршал, -
удовлетворился бы дивизией".
Иодль говорит то же самое:
"Я пустил в ход все средства, чтобы быть посланным в Финляндию, к
горным войскам. Но фюрер не любил новых лиц вокруг себя".
Это правда. За все годы войны у него одни и те же адъютанты: Шмундт,
Гольцбах, Белов. Не то, чтобы Гитлер их любил - он не любил никого; но он
был человек привычки, и те, кто удостоился чести быть около него, должны
были нести свой крест до конца.
Гитлер не был усидчивым работником. Он не просиживал долгие часы за
своим письменным столом, как Муссолини. Он высмеивал своего предшественника
канцлера Брюнинга за то, что тот сам составлял законопроекты, представляемые
в Райхстаг. Он ненавидел длинные доклады. Беспокойность его ума не допускала
серьезного чтения (за одним исключением, о чем будет речь впереди), но он
особенно любил детективные романы, которые он поглощал с молниеносной
быстротой.
Единственная вещь, которую он лично подготовлял с большой
тщательностью, были его речи. "Он их сперва диктовал, - говорит Кайтель, -
потом перечитывал, изменял и переделывал по два, три раза.
Ударные места речей, потрясавшие весь мир и производившие впечатление
вдохновенной импровизации, заучивались им наизусть".
"Было необыкновенно трудно, - говорит далее Кайтель, - делать ему самый
обыкновенный доклад. Он вас прерывал на первой же фразе и начинал говорить
сам вместо вас. Сотни идей рождались непрерывно в его мозгу. Нет в мире
человека, который имел бы столько идей, сколько Гитлер"
Он приписывал себе исключительную силу интуиции и синтеза. Он верил в
свою способность схватывать налету смысл событий и явлений. В то время, как
другие должны были идти путем кропотливого анализа, его интуиция сразу
освещала ему все дело. Он был убежден также, что он умеет сразу безошибочно
разгадывать и оценивать людей.
"Мне достаточно, - говорил он, - часу разговора с любым человеком,
чтобы его доподлинно изучить и знать точно, чего надо в нем опасаться и чего
можно ожидать от него".
Кайтель неоднократно предостерегал его от опрометчивых суждений,
которые он составлял о генералах. Гитлер даже не слушал его.
Он обладал недюжинными познаниями, которые позволяли ему сходить за