"Сергей Карпущенко. Возвращение Императора, Или Двадцать три Ступени вверх " - читать интересную книгу автора

с винтовками. Если этот караул не снимешь, то и во двор пройти не сумеешь.
Потом, знаешь ли ты, в какое место автомобиль поставят? Нет, не знаешь.
- А я и знать об этом не хочу! - с каким-то пренебрежением сказал
чернявый. - Караульных снимем мы без шума, ножами снимем. А там увидим, где
автомобиль стоит. Снаружи - хорошо, а внутри двора - так и того лучше. Мы
ведь государя и его семью в кузов поместить хотим, вот и наше счастье будет,
если незаметно для тех, кто по улице может проходить, это сделаем. Мотор
работающий - это для нас удобство! Мы, чай, по большевикам палить нещадно
будем. Главное, конечно, наружную охрану уничтожить, а там все как по маслу
покатится!
- Куда же повезем царя? - спросил озадаченно высокий. - Вы подумали об
этом?
- К Колчаку иль к белочехам, - ответил усатый. - Выедем на восточный
тракт - и дунем. Главное сейчас не это. Главное - царя с семьей спасти.
Можно, думаю, на время где-нибудь в лесу припрятать, а потом, когда
возможность будет, переправим за границу.
- Да уж лучше в лес их завести, чем к Колчаку, - проговорил чернявый
бородач. - Адмирал сейчас англичанам да французам служит, которые спят и
видят Россию не монархией, а республикой. Николай ему совсем не нужен.
Боюсь, не передал бы его Антанте...
- Хорошо, - кивнул усатый, - если все, как задумали, удастся, сховаем
августейшую семью в лесу, а после видно будет...
Сумерки на Екатеринбург спускались быстро, точно из окрестных лесов
выползала темень, набрасывала на город свое черное сукно, и немалый этот
город (до войны здесь чуть ли не сто тысяч проживало) погружался в тихий,
вязкий мрак, который лишь кое-где был изъязвлен светом керосиновых ламп,
проникавшим из окошек. Но керосин и свечи в Екатеринбурге берегли, а поэтому
совсем немного было в городе освещенных окон.
К десяти часам стали черными и окна Ипатьевского дома, где содержалась
царская семья, вернее, не царская совсем, потому что отречение Николая
Александровича освободило бывшего государя от многотрудной такой
обязанности, а семья гражданина Романова. Дом инженера Ипатьева был крепким,
богатым даже по екатеринбургским меркам. Покоев здесь немало было, но
государя, Александру Федоровну и Алексея поместили в одной угловой комнате с
окнами на площадь и на Вознесенский переулок. Великие княжны по приказу
комиссаров поселились в соседней, где даже дверь была снята. Все эти меры
были, как считал Белобородов, не напрасными: все вместе будут жить, так и с
присмотром за пленниками хлопот не будет.
Николай давно уже разделся, но по причине жары и духоты, не спадавших
даже к ночи, лежал поверх одеяла в одном белье, сложив на груди руки и
покручивая большими пальцами. Мысли одна тревожнее другой беспорядочно
громоздились, исчезали, появлялись снова, но мысли эти были пустяками по
сравнению с гнетущим отчаянием, не отпускавшим сознание из своих липких
объятий. Николай не жалел того, что обстоятельства заставили его подписать
отречение и теперь он не государь император - помазанник Божий, не отец
великому, хоть и страдающему народу, а всего лишь "гражданин Романов".
Николай был в отчаянии потому, что его пугала судьба семьи, любимой жены,
обожаемого сына и дочерей, еще не изведавших ни радости любви, ни тягот и
восторгов материнства.
"Пусть они не говорят мне, что скоро переправят за границу, рассуждал