"Владимир Карпов. Двое в песках " - читать интересную книгу автора

девушку. По мне, наверное, никто не охнет. Разве товарищи в роте... А вот их
жаль. Не переживут родители. Девушка другого найдет. А мать с отцом
зачахнут. Сгорят в горе, как мы с ним в пустыне. Жалко их. Хорошие, добрые
люди... Сам-то Игорь, конечно, парень неприятный, стилягой, наверное, был в
гражданке. А родителей жаль. Сколько же мы прошли? И сколько осталось?"
Панаев сел, стал выводить пальцем на песке цифры. Сначала он написал
"двадцать". Это было удаление от железной дороги, на котором их поставили
регулировщиками. Затем прибавил еще "двадцать пять". Это был путь, который
они прошли во время бури, если считать, что они, сбившись, все время
двигались на север. В итоге получилось около пятидесяти километров. Из этой
цифры Панаев стал вычитать. В первую ночь прошли назад километров пятнадцать
да к вертолету пробежали километров пять днем. Всего двадцать. В ночь на
тринадцатое прошли не больше десяти - пятнадцати километров. Значит,
осталось до железной дороги еще километров пятнадцать или двадцать. По их
силам это на два дня пути. Им, конечно, не выдержать. Трое суток без воды.
Половина фляги на двоих не в счет. Два дня без пищи. Сил не осталось.
Поддержать их нечем. Сухари, сахар, несколько граммов чаю и соль - вот все,
что осталось от неприкосновенного запаса. Да и этим они воспользоваться не
могут: во рту пересохло, пищу глотать невозможно.
Страшный, палящий день показался длиннее года. Но настал час, когда и
люди и солнце опять свалились на песок в полном изнеможении. Люди
радовались, что дотянули до вечерней прохлады. А солнце смотрело глазом,
наполненным кровью от ярости, и словно шептало: "Ну погодите, завтра
встретимся!"
Яновский и Панаев бросили все: палатки, вещевые мешки, остатки
продуктов. Каждая мелочь теперь казалась гирей. Яновский бросил и автомат.
Панаев покачал головой, прошептал:
- Нельзя.
Игорь скупым жестом, полным безнадежного отчаяния, дал понять - теперь
все равно, все кончено. Панаев тоже не мог нести оружие в руках, оно
казалось тяжелым, как ствол пушки. Но бросить его означало сдаться
окончательно. А Василий этого не хотел. Он пристроил автомат на спине,
прикрепил его поясным ремнем, чтобы не болтался.
Избавившись от всего лишнего, они снова двинулись в распахнутую перед
ними песчаную пучину. Как потерпевшие кораблекрушение, взбирались с волны на
волну, всеми помыслами устремляясь к обжитой земле. Пустыня теперь для них
действительно была волнистым морем, потому что они уже не шли, а ползли по
барханам, припадая к ним всем телом, будто плыли.
К середине ночи Панаев стал отставать.
Игорь заметил, товарищ отстает, но делал вид, что не видит. "Тащить его
все равно не смогу. Если он не поползет дальше, какой смысл погибать обоим?"
Яновский продолжал ползти вперед. "А если он останется живым и выберется?
Или его найдут чабаны? Что тогда? Начнутся упреки. Станут презирать - бросил
в беде товарища! Опять кодекс!.. Что за магическая сила у этих моральных
законов! На сотни километров нет жизни, пустыня - ни людей, ни зверей, ни
единой птицы. А закон действует. Нет, надо бросить к черту все эти понятия и
спасать жизнь. Как она прекрасна, как много впереди интересного! Мама, папа,
Ася, я не хочу от вас уходить! Я не хочу оставаться в этих проклятых
песках! - И Яновский греб песок из последних сил, все дальше и дальше
удаляясь от Панаева. - Но если я уползу, а он останется жив? Ведь я вернусь