"Владимир Карпов. Двое в песках " - читать интересную книгу автора

- А как же, один за всех и все за одного. Кодекс...
Игоря, как много раз прежде, обозлило такое рассуждение Панаева.
- Слушай, я давно к тебе приглядываюсь и думаю: где ты нахватался идей?
Парень вроде как парень, а говоришь только то, что в газетах написано.
- И я тоже к тебе давно приглядываюсь и думаю: где ты все время был?
Почему эти идеи мимо тебя прошли? Парень ты даже не как все - видный,
спортсмен, а нутро у тебя с гнильцой.
- Вот опять! Ну кто тебе дал право оценивать людей? Кто ты такой? В чем
ты видишь у меня гнильцу? В том, что я не цитатами объясняюсь, не говорю
языком передовых статей? Да?
- Право оценивать дано каждому. И ты меня тоже оценил. И выходит, у нас
точки зрения разные. У меня они идут от передовицы - согласен. А у тебя
откуда?
- Ну ты брось антимонию разводить. Контрреволюцию не пришьешь. Не те
времена!
- Ты не увиливай. Ответь, какому ты богу молишься? Я стараюсь жить по
моральному кодексу. Я верю: если все так будут жить - лучшего счастья на
земле не надо.
- А я не хочу молиться никаким богам. У меня своя голова на плечах. Я
хочу жить своим умом. Я верю в коммунизм. Я, если надо, жизнь отдам за
Родину не задумываясь. Но мне надоели эти однообразные, застревающие в зубах
истины. И кодексом я готов руководствоваться, но по-своему, без... без
буквоедства, без этого надоедливого напоминания.
Панаев улыбнулся:
- Ты очень точно сказал: кодексом руководствуешься по-своему. Для меня
он открывает все, толкает вперед: иди, действуй, твори! А для тебя кодекс,
видно, - сдерживающий фактор. Смотришь ты в него и видишь: это нельзя, это
нельзя и это нельзя. Вспомни, как ты с ножом на меня чуть не кинулся. Для
меня человек человеку - друг. Я водой поделился. А на тебя эти слова
действуют как смирительная рубашка. Ты им подчиняешься, и не больше. Ох,
если б не эти слова, лежал бы я сейчас в песке с распоротым брюхом!
- Ну ладно, будешь теперь вспоминать глупый случай, - с укором сказал
Яновский. - Жажда людей с ума сводит. Кончай философствовать. Давай лучше
подумаем, что дальше делать.
- Что делать - ясно. Дождемся вечера - и в путь. Завтра выйдем в район
учений. Встретим наших.
Разговор утомил их. Они долго лежали молча. Панаев думал: "Ни одна
болезнь так быстро не скручивает человека, как жажда. Безводье, оказывается,
страшнее любого недуга. Еще вчера мы были здоровенными, а сегодня вот лежим
не в состоянии двинуть ни ногой, ни рукой. Если бы с умом расходовали силы,
хватило бы надолго. А то бросились бежать как сумасшедшие к этому
вертолету - в самый зной, надорвались от перенапряжений. Надо было лежать.
Двигаться только ночью. Теперь мы в одну ночь едва ли добредем до района
учений. А через несколько дней прекратятся поиски. Сколько можно искать?
Подумают, что нас занесло песком во время бури. Все Каракумы не перетрясешь!
Может, жить осталось не больше суток. Этот день и ночь. Завтрашний день
будет последним. До вечера не протянем. Сгорим".
Яновский толкнул Василия локтем в бок:
- Панаев, спать нельзя. Прилетит вертолет - не услышим. Давай говорить.
- О чем?