"Евгений Петрович Карнович. Придворное кружево (Царевна Софья Алексеевна, Придворное кружево: романы) " - читать интересную книгу автора

- Вот бы ее от никонианства отвратить да преклонить бы на нашу
сторону! Царевна ведь! - перебила Морозова.
- Велика важность, что царевна! - с презрением отозвался протопоп. -
Пожалуй, и ты Бог весть что о себе думаешь? Али ты лучше нас тем, что
боярыня? Помни, что одинаково над нами распростер Бог небо, одинаково
светит нам месяц и сияет солнце, а все прозябающее служит мне не меньше,
чем и тебе, - говорил протопоп, повторяя в главных чертах свое основное
учение.
Протопоп призадумался. В голове его зашевелилась обычная, не дававшая
ему покоя мысль.
"Богу достоит поклонятися духом, - думал он. - Ошибки в церковных
книгах сами по себе небольшая еще беда, и по таким книгам и даже вовсе без
книг может молиться тот, кто захочет. Книги - только предлог, чтоб поднять
народ против государственного и мирского строения".
- Нет, матушка, нам нужна не царевна, а ее душа, ведь и у нее такая
же душа, как и у меня, а душа человеческая - не игрушка. Справим мы наше
мирское дело и без царевен. Тот, кто на земле пребывал на доле, пребудет
по смерти на высоте.
- О царевне Софье Алексеевне я заговорила, отец протопоп, потому
только, что твоя пречестность сам навел меня на мысль о ней своими
речами, - робко извинялась Морозова.
- Ни кого и ни на что не навожу я моими речами, - резко отозвался
суровый Аввакум, а сам между тем подумал: "Как бы все-таки хорошо было,
если бы удалось уловить в сети раскола умную и бойкую Софью Алексеевну!"
Как ни таила Морозова свою принадлежность к расколу, но молва об этом
дошла наконец до царя. Проведал он также, что она привлекла к расколу и
сестру свою, боярыню княгиню Евдокию Прокофьевну Урусову*. Подшепнули
великому государю и о том, почему боярыня Морозова несколько лет тому
назад не захотела сказывать на свадьбе его величества "царскую титлу".
Узнав об этом, "тишайший царь" пришел "в огнепальную ярость" и отправил
снова к боярыне дядю ее Михаила Алексеевича Ртищева. На этот раз дядя
поехал не один, а взял себе на подмогу свою дочь Анну, двоюродную сестру
Федосьи, которую прежде так нежно любила Морозова.
Боярин заговорил племяннице свои прежние речи, но встретил с ее
стороны ту же непреклонность. Заговорила после него Анна.
- Ох, сестрица, - сказала она, - съели тебя старицы. Как птенца
отучили тебя они от нас; не только нас презираешь, но и о сыне своем не
радеешь, а надобно бы тебе и на сонного его любоваться, над красотою его
свечку поставить! Сколько раз и великий государь красотой его любовался...
- Не прельщена я старицами, - сурово отвечала Морозова. - Творю я все
по благости Бога, которого чту целым умом, а Христа люблю более, чем сына.
Отдайте моего Иванушку хотя на растерзание псам, а я все-таки от древнего
благочестия не отступлю. Знаю я только одно: если я до конца в Христовой
вере пребуду и сподоблюсь за это вкусить смерть, то никто не может отнять
у меня моего сына; в царствии небесном соединюсь я с ними паки.
Ртищев убедился, что попусту будет уговаривать упорствующую
племянницу. Он распрощался с нею, поехал к царю и доложил обо всем по
правде, боясь, что теперь и помимо него государь проведает.
Алексей Михайлович нахмурил брови.
- Ступай к боярыне Морозовой, - обратился он к бывшему при докладе