"Евгений Петрович Карнович. Придворное кружево (Царевна Софья Алексеевна, Придворное кружево: романы) " - читать интересную книгу автора

Наталии Кирилловне будет непристоен.
Царевна быстро повернулась к Нарышкину. Лицо ее выражало сильный
гнев.
- Что ты говоришь? - спросила она его раздраженным голосом.
- Говорю я, благоверная царевна, что никому не следует забывать, что
царица Наталия Кирилловна, по вдовству своему, старейшая в царской семье
особа и что, по супружеству своему, она тебе, твоим братьям и сестрам
заступает родную мать.
- Не тебе учить нас почтению к царице! - воскликнула Софья, топнув
ногою о пол. - Хотя ты и царский сродник, но не забывай, боярин, что ты
остался все тем же нашим холопом, каким родился, и должен всегда
памятовать, с кем ты говоришь. Ступай отсюда! - крикнула она громче
прежнего, показав Нарышкину на выходную дверь повелительным движением
руки.
Как ни казался сперва тверд и надменен боярин, но он опешил при
грозном на него окрике царевны и, отвесив ей низкий поклон, смиренно
выбрался из передней на Красное крыльцо, на котором оставались еще бояре,
державшие сторону царицы Наталии Кирилловны и поджидавшие Нарышкина.
- Что скажешь, Лев Кириллович? - спросил Нарышкина боярин князь
Черкасский*, когда Нарышкин в сильном смущении появился на Красном
крыльце.
- Пойдите да поговорите-ка с царевной Софьей Алексеевной! Как же,
допустит она царицу к государю! Видно, что у них на уме свое дело. Да и
обманула нас царевна: говорит, что здоровье государя лучше, а Гаден
сказывал, что много, если царь еще дней с пяток или с неделю проживет.
Посмотрите, что они изведут его царское величество, - зловеще добавил
Нарышкин.
- А царевна-то сегодня? Каково? Надивиться не могу ее бесстыдству! -
говорил Одоевский*, покачивая головою.
- Что и говорить! - отозвался князь Воротынский*. - Слыхано ли дело,
чтобы когда-нибудь царевна, да еще с открытым лицом, выходила к мужчинам!
- Никакого женского стыда в ней нет, а помните ли, как прошлым летом,
когда царица Наталья Кирилловна, проезжая по Москве, приподняла только
занавеску в своей колымаге, как вся Москва заговорила и укоряла царицу за
небывалое у нас новшество! А царевна-то что делает?
Бормоча и шушукаясь между собою, бояре нарышкинской партии спустились
медленно с Красного крыльца и поехали домой.
Выпроводив Нарышкина из передней, царевна осталась там, поджидая
выхода князя Василия Васильевича Голицына* из государевой опочивальни. Она
догадывалась, о чем царь желал поговорить с князем, и сильно билось у нее
сердце в ожидании, что скажет ей Голицын, который наконец показался на
пороге передней. По лицу его было заметно, что беседа с государем
расстроила его. Увидев Голицына, Софья бросилась к нему навстречу.
- Не удалось на этот раз, царевна! - сказал Голицын, печально покачав
головою и с выражением безнадежности разводя руками. - Ссылается государь
на волю покойного своего родителя и говорит, что после его кончины следует
быть на царстве царевичу Петру Алексеевичу.
- Это дело Нарышкиных! - запальчиво вскрикнула Софья.
- Видно, ты, царевна, плохо сторожишь от них государя, - слегка
улыбнувшись, заметил Голицын.