"Лазарь Кармен. Река вскрылась" - читать интересную книгу автора

"Анархисты"...
- О-го-го! Здорово, - воскликнул Иван и засмеялся.
Ему очень хотелось послушать русских Равашолей и Луккерио.
Но как ему ни хотелось послушать их, он предпочел им железнодорожников.
Железнодорожники - герои дня.
Приостановив, как по мановению жезла, все движение, они перерезали этим
главную артерию страны и открыли глаза всем на один из могучих рычагов
революции.
Они заявили всем с усмешкой:
"Глядите! Вы вот бились, бились, изыскивали всякие средства! А про нас
забыли!.. Проглядели главную силу..."
Сила их уже сказывалась.
Правительство стало терять голову.
Еще несколько дней - и по всей России пронесется голод. Он грозил не
только подвалам и мансардам, но и дворцам и хоромам.
Грозил цингой, тифом.
Обеспокоенное правительство спешно скупало провизию для армии. То же
делало городское общественное управление для больниц и богаделен.
На сей раз тяжелая перчатка была брошена правительству, и эту перчатку
бросили главным образом железнодорожники...
- Где заседают железнодорожники, товарищи? - только и слышались
расспросы.
Ивану с большим трудом удалось взобраться на гребень трехсаженной
волны, затопившей лестницу, и протиснуться в актовый зал.
Громадный зал весь, от угла до угла, был заполнен публикой.
Масса девиц и юношей стояли, вытянувшись, на подоконниках высоких окон,
и казалось, они стоят на головах.
На кафедре, выступавшей среди этого живого моря наподобие подводного
островка и как бы напором воды вынесенной к стене, стояла кучка людей:
несколько девиц, студент, трое молодых рабочих, - и из середины ее вылетало
бурное пламя.
Кто-то говорил страстно, горячо, - о либералах, которым не следует
доверяться, о необходимости дальнейшей забастовки, о драконе, который
корчится в агонии...
Говоривший был не студент и не профессиональный оратор-интеллигент, а
простой рабочий-юноша.
Он был худощав, из-за потертого пиджачка его смело выглядывала нижняя
бесцветная сорочка, застегнутая на груди белой стеклянной пуговицей.
Острый угол его высохшего, но одухотворенного лица от яркого
электрического света был красен, как медь, и все движения его - страстны и
порывисты.
Он не говорил, а с размаху бил по наковальне пудовым молотом, или,
вернее, бросал в толпу тяжелые камни.
Иван был поражен.
Он перевидал сотни ораторов во всех государствах, слышал Жореса,
Бебеля, Плеханова, пламеннейших итальянских ораторов, которых, как казалось,
породил Везувий; он лично был прекрасным оратором, но такого он слышал
впервые.
Устами этого титана-юноши говорила и взывала к правде, совести и
справедливости нищета, таящаяся по чердакам, подвалам и хатам, мрак и