"Вадим Викторович Каргалов. Вторая ошибка Мамая [И]" - читать интересную книгу автора

берегу Вожи, и он смотрел и запоминал на всю жизнь...
Черной волной покатилась ордынская конница на русский строй. Тысячи
стрел исчертили быстро сжимавшееся пространство между русским и ордынским
войском. Бесновались, вытягивая гривастые шеи, степные жеребцы. Визжали,
размахивая кривыми саблями, голощекие татары.
А русские воины стояли молча и неподвижно, как будто не стрелы
хлестали им в лицо, а благотворный весенний ливень, и не было брешей в их
стене - живые смыкались над павшими.
Такого раньше не случалось. К такому ордынцы не привыкли.
Нукеры мурзы Кострюка начали сдерживать коней, не решаясь удариться
грудью о стальную поросль русских копий.
Тогда взвились в прозрачное осеннее небо русские полковые стяги,
застоявшаяся дружинная конница обрушилась на смешавшихся ордынцев, и
дрогнула земля, и зашумели, как от неожиданного вихря, окрестные леса.
Напрасно мурзы и тысячники раздирали рты в крике. Напрасно сам Бегич
с нукерами-телохранителями кинулся в сечу. Дух ордынского войска уже
надломился.
Ордынцы обратились в бегство - обратно, к реке, за которой было
спасение! Осенние воды реки Вожи равнодушно принимали тела ордынцев, чтобы
сплавить их в Оку, а потом - в Волгу, с которой Бегич начал свой поход.
Следом перешла Вожу русская конница. Богатые шатры мурз и юрты
сотников, стада и повозки, награбленное добро и бесчисленные кривые сабли,
брошенные в пыльную траву, стали добычей победоносного русского войска.
Только наступившие сумерки спасли ордынское воинство от истребительной
погони.
Для Андрея Попова часы битвы были одновременно и радостными, и
тяжелыми. Радостно было видеть мощь русских полков и бегство ордынцев,
торжество русской ратной силы. Тяжко было оставаться в бездействии, когда
рядом сражаются боевые товарищи.
Счастливые! Они своими руками добыли победу над Ордой!
Воевода Родион положил свою ладонь на плечо молодого полянина:
- Не печалься! В сей победе есть и наша немалая доля!
Высшую мудрость этих утешительных слов Андрей Попов поймет только
спустя два года...


Глава 3

СТЕПЬ И СТЕПНЯКИ

Если бы Андрею сказали раньше, что уроженец лесов может полюбить
степь, он бы только посмеялся. Дружинники, ездившие с посольствами в Орду,
рассказывали, что степь угнетает путника своим однообразием.
Немеренный лоскут пустой земли, то гладкий, словно стол, то слегка
всхолмленный плавными складками, а над ним небо, всегда тусклое - в жару
ли, в холода ли, и тоже пустое, как степная земля. И кажется чужаку, что
небо непрерывно катится за край степи, падает на колючую сухую траву, на
репейники, на сухой навоз и лошадиные кости. И на человеческие кости тоже,
потому что Дикое Поле - злое место, не для людей место - для хищного
зверя...