"Вадим Викторович Каргалов. Вторая ошибка Мамая [И]" - читать интересную книгу автора

Москвы? А ну как не добежали, тоже иссеченные где-нибудь лежат? Тогда -
беда...
Не узнать было не у кого. Ордынцы если и знают, то не скажут. И
исправить тоже ничего нельзя - сам в плену. Оставалось надеяться, что
кто-нибудь из гонцов проскользнул сквозь ордынскую облаву.
Глухие удары отзывались в затылке тупой, ноющей болью.
Так начиналось каждое утро в ордынских кочевьях. С восходом солнца
ханские нукеры, свободные от караула, готовили любимый напиток степняков -
кумыс. Бурдюки с кобыльим молоком подвешивали к жердям и часами били
деревянными колотушками. Молоко шипело и пенилось, бродило как живое,
раздувая кожаные бока бурдюков, а потом светлело, выкидывая на дно мутную
гущу. Прозрачный напиток ордынцы переливали в другие, маленькие бурдюки и
складывали в глубокие ямы для охлаждения. Острый, хмельной, освежающий
кумыс, слегка отдающий запахом горького миндаля, ордынцы ценили превыше
всех напитков и поглощали в огромных количествах, потчевали им гостей.
Но Андрей не был гостем, кумыса ему не предлагали...
Ордынец принес от очага плошку горячей бараньей похлебки, сунул прямо
в лицо - Андрей даже отшатнулся.
- Корош! - ухмыльнулся ордынец, снова поднося плошку. - Ох, корош!
Андрей медленно тянул сквозь зубы несоленую, обжигающе горячую,
мутную жижу, а ордынец стоял перед ним, уперев ладони в бока, и повторял
удовлетворенно:
- Корош! Корош!
Потом ордынец выхватил из руки Андрея опустевшую плошку, кинул ему
сосуд из высушенной тыквы - с водой, и опять подсел к своему очагу,
безразличный и непонятный.
Полог юрты приподнялся, впустив струю знойного, зловонного воздуха.
Мягко ступая остроносыми сапогами без каблуков, в юрту скользнул молодой
мурза в нарядном халате, с дорогой саблей у пояса, в круглой шапке с
опушкой из соболей. Он подошел к телу Родиона Жидовинова, потыкал его в
бок носком сапога, разочарованно покачал головой. Поманил пальцем Андрея:
выходи, мол...
Андрей с трудом поднялся, побрел к выходу. Перед порогом помедлил,
осторожно переступил заляпанную грязью жердину - вовремя вспомнил
предостережение Федора Милюка, что по ордынским обычаям наступать на порог
юрты - величайший грех, за который карают смертью; ордынцы верили, что это
приносит бедствия хозяину. Наверно, он поступил правильно, потому что
ордынцы одобрительно заулыбались, а ордынец-сторож снова повторил свое:
"Корош! Корош!" Может, других слов по-русски он и не знал?
Андрея посадили на коня, отдали плащ, наборный пояс, шлем-шишак.
Окружили десятком нукеров и повезли через ордынский стан.
Всадники ехали мимо нарядных шатров мурз и темников, мимо высоких юрт
тысячников, покрытых белым войлоком, мимо бурых кибиток простых ордынцев,
мимо плетеных изб, поставленных на телеги с деревянными колесами. Все
жилища ордынцев были такими, что их можно было разобрать, уложить на
повозки и перевозить следом за войском.
Повсюду бегали стаи одичавших лохматых собак. Собаки не лаяли, только
скалили желтые клыки и пятились, уступая дорогу всадникам.
Ордынцы, сидевшие на корточках возле юрт, провожали Андрея недобрыми
взглядами, о чем-то перешептывались. Они показались Андрею совсем