"Лазарь Викторович Карелин. Даю уроки" - читать интересную книгу автора

свое возмущение.
Но он ей не поверил:
- Хуже нет... Так я побежал?
- Беги...
Она проводила глазами его засновавшую в толпе спину, будто окрылившуюся
от этого из невесомой ткани пиджака, который сейчас впорхнет в грязное нутро
прибазарной пивной, плечи ее, словно озябнув, вздрогнули. Сновавшие здесь
люди обтекали ее. Здесь ей не место было. И она торопливо пошла отсюда. Ведь
город был глазаст, приметлив, как все азиатские города. С кем шла жена
дипломата? Почему вдруг осталась одна? А спутник ее нарядный куда побежал?
Ну что ж... Так, так...


12

В пивной, в павильоне из пластика и стекла, отвратная загустела вонь.
Прокисшее пиво, выплесками сохшее на бетонном полу, рыбья шелуха по углам,
пластик, неистребимо вонючий, - все это липло к взмокшим телам мужчин,
смешалось с запахом их пота. Тут и минуты нельзя было продержаться. А вот
держались мужички. Даже подолгу держались, потягивая пивко. А иные, грифами
или кондорами, сонно сидели у стен на корточках, отдыхали, обратив сонные
глаза на улицу. Но чуть появлялись женские ноги, глаза грифов и кондоров
просыпались, округлялись, лучились хищным светом.
- Ну и разоделся! - встретил Знаменского Ашир. - А я знал, что ты сюда
заглянешь, взял для тебя кружечку. Пей! Подвиньтесь, кунаки!
Он стоял у высокого стола, у залитой пивом и заваленной рыбьими
ошметками поверхности из пластика, тошнотно пахнущей. Мужчины, обступившие
эту поверхность, сонно присосавшиеся к пиву, неохотно подпустили новенького
к столу. Им было не любопытно, кто явился. Они действительно подремывали,
сомлев от жары, духоты, уйдя в свои думы. Тут не шумно было. В таком бы
последнего разбора портовом шалмане, ну, в Неаполе, в самом-самом паршивом
закуте, где так же вот пахло, - запахи запоминаются, - гул бы стоял, ор,
смех и брань висели бы в воздухе. Здесь - нет, тихо было, не в обычае тут
было орать. Пили пиво, молча, сосредоточенно, отрешенно. Можно бы еще
прибавить: истомленно. Ведь если начал пить пиво в такую жару, то уже не
остановишься. Знаменский знал об этом.
- Может, не стоит? - Он нерешительно взял кружку, поднес к губам, рыбью
унюхав вонь от стекла.
- Ну, не пей!
Знаменский поспешно поставил кружку, отодвинул от себя.
- Может, уйдем отсюда?
- Ну, уйдем, - Ашир взял его кружку, вылил пиво в свою, начал пить,
явно без охоты, но допил до дна. - Пошли!
Вышли на шумную улочку, где, оказывается, расчудесный жил запах
близкого базара, дыней пахло, виноградом мускатным, дымком жаровень. И не
так уж было жарко, оказывается. Если плохо тебе, человек, загляни в еще
худшее, и тогда назад потянет, как к радости. Таков всеобщий закон.
- Как после вчерашнего? Вижу, умеешь пить. А я думал - развалишься.
Нет, обучили по заграницам. - Ашир, насмешливые, в прищуре, косил на
Знаменского свои угольные, без белков, глаза. - А зачем так вырядился? На