"Лазарь Викторович Карелин. Змеелов" - читать интересную книгу автора

зной жизнь живет. Это он углядел и к этой жизни проникся уважением. Красоты
в ней не было, была стойкость.
Так к кому прикатил? Зачем он здесь? Затем, чтобы постоять на этих
ступенях, поглядеть на эти старые стены, куполам этим поклониться, которые
погорше знали судьбы, чем его судьба, занесшегося, забывшегося, зарвавшегося
человека, а ныне - притихшего, поумневшего - поумнеешь! - задумавшегося?
Он так рассчитал, беря билет, чтобы поезд из Ашхабада привез его в
Москву в воскресенье. Конечно же был у него кой-какой план, к кому
толкнуться в первый день приезда, застать, если повезет, дома. Глаза в глаза
хотелось встретиться. Из всех друзей из прошлого выбрал он двоих, только
двоих, веря нетвердо, что они его приветят. Он ни с кем не переписывался в
эти годы, писал лишь сестре, которая жила в Дмитрове, звала к себе. От
Москвы до Дмитрова недолог путь, но это уже запасной вариант, пристанище на
самый крайний случай. Не верилось, что во всей громадной Москве не найдется
ему места.
У него сохранилась толстая записная книжка, заполненная фамилиями и
телефонами, как какой-нибудь городской справочник. Выпускались когда-то в
Москве такие - справочники и так и назывались: "Вся Москва". Вот из этой
"всей Москвы" два адреса, два имени еще продолжали светиться для него
надеждой.
Константин Бугров, просто Костик, с которым вместе кончал Плехановский,
но только тот на троечки, а он на пятерочки, который так на троечках и
дальше зажил, без взлетов, но и без срывов. Бухгалтерствовал в каком-то
тресте с многобуквенным, не выговорить, названием. Наверное, и сейчас в том
же тресте, за тем же делом - смолоду старичок. Но добрый старичок.
Отзывчивый. Влюбленный во всех своих однокурсников и однокурсниц. Собиратель
их всех по каким-то там лишь ему памятным табельным институтским датам.
Нет, сперва не к нему. Сперва к человеку острому, злому, недоверчивому,
хваткому, из бывалых разбывалому. Об этого человека можно удариться, как об
стену. Но он может и пустить к себе, может обернуться добрым, сочувствующим.
А уж поймет все. Их связывали когда-то общие дела, но связи эти не были
прослежены. Этот человек умел рубить концы. Совсем не лучший из его былых
друзей, чуть ли не самый темный, но вот в него все же верилось. Не хлипкий
был человек, не трусливый, не увертливый. Сперва к нему, к Петру.


2

Медведково. Проезд Шокальского. А потом до десятка одинаковых домов,
разбросанных на участке так, как бы это мог сделать ретивый малыш, которому
наскучили его кубики. Отшвырнул рукой, отшвырнул ногой. Оказывается,
малыш-то был архитектором. Это он не шалил, а так представлял некий
микрорайон, некое организованное пространство. Да и малышу этому, наверное,
было лет за пятьдесят, и был он руководителем архитектурной мастерской,
ведавшей застройкой сих мест. Найти нужный дом среди этих кубиков было делом
непростым. В адресе, который он отыскал в своей записной книжке, значился и
номер дома, и номер корпуса, а вдобавок какие-то были еще указания, куда
свернуть, что где на стенах прочесть, какому цвету стен верить. Он бывал в
этом доме, где жил Петр Григорьевич Котов, раз десять, знал все подходы к
нему, но, как в барханах, чуть углубись в них, сразу же заплутался здесь в