"Михаил Дмитриевич Каратеев. Железный Хромец ("Русь и орда") " - читать интересную книгу автора

И Карач-мурза строго следовал полученным наставлениям. Хатедже ехала в
удобной кибитке в сопровождении нескольких служанок и рабынь; на ночь ей
разбивали походный шатер, убранство которого могло бы удовлетворить самую
избалованную женщину; у нее всегда, даже при переходе через пустыни, было
вдоволь свежих фруктов, которые она особенно любила.
Ежедневно Карач-мурза справлялся о ее здоровьи и о том, нет ли у нее
каких-нибудь жалоб или пожеланий. Но, не желая своим присутствием напоминать
ей о том, что она все-таки пленница и в общем порядке подчинена ему, обычно
он это делал через кого-либо из своих приближенных, и потому Хатедже немного
удивилась, когда в этот вечер он явился к ней лично.
- Селям-алейкюм, благороднейшая ханум, - сказал он, получив разрешение
войти в шатер. - Я надеюсь, что Аллах хранит твое драгоценное здоровье и что
ты хорошо отдохнула за эти два дня.
- Алейкюм-селям, оглан, - ответила Хатедже. - Милостью Аллаха я
здорова, а благодаря твоим заботам путешествие меня совсем не утомляет.
Голос у Хатедже был низкий и приятный, а в последних ее словах, хотя
они и были обычным проявлением восточной вежливости, прозвучала неподдельная
искренность. Карач-мурза внимательно поглядел на нее.
Хатедже нельзя было назвать красивой, к тому же, по понятиям Востока,
молодость ее уже ушла: ей было под тридцать. Но небольшой рост, хрупкость и
стройное сложение возмещали ей ту долю прелести, которую отнял возраст. Ее
смуглое, слегка поблекшее лицо, с темным пушком над хорошо очерченными и еще
не потерявшими свою свежесть губами и с чуть раскосым разрезом глаз, было
привлекательно, а сами глаза, карие и ясные, с какой-то завораживающей
теплинкой в них, были на редкость хороши.
- Я рад это слышать, ханум, - промолвил Карач-мурза. - Но нам нужно
пройти еще три раза столько, сколько мы до сих пор прошли. И я никогда не
простил бы себе, если бы к концу этого путешествия ты потеряла хотя бы
ничтожную долю твоего здоровья и...
- И чего еще? - с улыбкой спросила Хатедже, видя, что Карач-мурза
запнулся.
- И твоей красоты, ханум.
- Я вижу, что ты честный человек, оглан, ибо хотел удержать свой язык,
прежде чем он вымолвит эту неправду. Красота моя, если и была когда-нибудь,
уже ушла, а здоровья хватит еще на много таких путешествий. Могу я спросить,
когда мы выступаем отсюда?
- Завтра, через два часа после восхода солнца, ханум, если ты не хочешь
отдохнуть еще один день.
- Но я же говорю тебе, что я совсем не устала. Ехать даже приятней, чем
стоять на одном месте.
- Хорошо, ханум, завтра мы поедем. Но могу я перед этим просить у тебя
об одной милости?
- Ты здесь начальник, оглан. И можешь приказывать, а не просить.
- Если я начальник для других, то для тебя я только самый почтительный
слуга, ханум.
- Не будем играть словами. Итак, что я должна сделать?
- Ты не должна, ханум. Но если ты хочешь сделать доброе дело и помочь
попавшей в беду женщине, которой нужно уехать отсюда, ты могла бы взять ее к
себе служанкой. Я готов поклясться, что она будет хорошо служить тебе.
- А что это за женщина, и какая беда ее постигла? - спросила Хатедже,