"Михаил Дмитриевич Каратеев. Богатыри проснулись ("Русь и орда") " - читать интересную книгу автора

службе исправен и в битве храбр, хотя показать себя с выгодной стороны
как-то не умел. Но Карач-мурза знал, что при всем этом в войске и товарищи и
подчиненные любили его больше, чем Рустема.
- Я думаю, вы никогда не слыхали, чтобы кто-нибудь сомневался в
храбрости вашего отца и говорил, что когда другие идут в битву, он
предпочитает оставаться сзади, - сказал Карач-мурза, когда сыновья подошли
вплотную к столу. - Но вот, скоро орда выступает, в боевой поход, а я уезжаю
в другую сторону и буду находиться далеко от того места, где поют стрелы,
сверкают клинки сабель и падают с плеч головы отважных. Такова воля великого
хана, которую я должен исполнить. Но сегодня я радуюсь тому, что уезжаю от
вой-
ны, и сам готов был просить великого хана, чтобы он освободил меня от
участия в ней.
Промолвив это, Карач-мурза приостановился, пристально глядя на сыновей.
Глаза Рустема выражали недоверие и любопытство, - словно бы он догадывался,
что отец пошутил и сейчас обернет дело по-иному. Лицо Юсуфа хранило каменную
неподвижность.
- Вы знаете, кто был ваш дед, - продолжал Карач-мурза, - и знаете,
почему мы стали ордынцами. Но могло быть иначе. И если бы сорок лет тому
назад стрела, пущенная рукою татарина, пролетела на одну ладонь левее и не
попала с сердце вашего деда, - и я и вы сегодня оттачивали бы наши русские
мечи, чтобы защищать родную землю от того нашествия, которое на нее готовит
сейчас великий хан Тохтамыш, - наш нынешний и случайный повелитель. Все мы
его верные слуги. Но руке того, кто еще чувствует в себе кровь Карачевских
князей, сабля, которая поднимается против Русской земли, должна казаться
непомерно тяжелой. Эта земля только по воле случая не стала нашей родной
землей, и стоит она на костях народа, который никогда не посягал на чужое, а
только защищал свое священное право на волю и на мирную жизнь. Такой народ,
если даже не считать его своим народом, всегда достоин уважения, и я, ваш
отец, поклялся никогда не поднимать против него оружия. Вы это должны знать.
Знает это и великий хан, - потому он и посылает меня сейчас в Самарканд.
- Вас я ни к чему не принуждаю, - закончил Карач-мурза, помолчав
немного. - В ваших жилах течет больше татарской крови, чем в моих, и вы
имеете право чувствовать себя татарами. Но мне бы не хотелось, чтобы мои
сыновья вступили в землю моих отцов как ее враги. И если вы захотите, -
этого можно избежать.
С минуту длилось молчание. Потом Рустем сказал:
- Я уважаю страну твоих предков, отец, и уважаю народ, которым они
правили. Но я татарин и воин. И разве нельзя воевать с тем народом, который
уважаешь? Воюют даже татары с татарами и русские с русскими.
- Ты говоришь о другом: это войны правителей, а не народов. В такой
войне никто не хочет обратить побежденных в своих рабов.
- Для воина война есть война, отец! Ему все равно, кто начал войну и
что сделают с побежденными. Его дело воевать. И я только воин! Едва я начал
понимать человеческую речь, мне уже объяснили, что такое война, и сказали,
что я рожден для того, чтобы стать воином. Первыми моими игрушками были лук
и сабля. Все мужчины, которых я уважал, были воинами и учили меня искусству
войны. И ты учил, отец! Теперь я не могу стать другим! Я служу великому хану
Тохтамышу и пойду не рассуждая на всякую войну, на которую ему угодно будет
меня послать... Если ты ждал от меня других слов, - мне жалко, что я тебя