"Михаил Дмитриевич Каратеев. Богатыри проснулись ("Русь и орда") " - читать интересную книгу авторавычитал ему толмач твою грамоту, он враз озверел. Стал кричать, что еще до
зимы обратит Москву во прах и что ты будешь ему ноги целовать. Снял с себя чувяк и мне сует, - на, говорит, отвези своему князю, чтобы загодя целовать его наловчился! Я, вестимо, не беру и ему ответствую, что о моем государе слушать мне такое не подобает. А свой чувяк, говорю, ты, хан, побереги: он тебе сгодится, когда будешь бежать от Москвы, ибо земля наша для татар колючая, - коли побежишь босиком, попортишь ножки. - Так и сказал? - в восхищении воскликнул Дмитрий. - Так и сказал, государь. Юрий Нелидов да Тимофей Кикин при том были. - Ну, а Мамай что? - Он сперва обомлел на миг, а после крикнул страже, чтобы меня схватили и вели на казнь. Скрутили мне его нукеры руки, а он тогда спрашивает: может, я еще что сказать имею? Я говорю: сказал тебе такое, ибо не стерпел поношения своему государю, а больше сказать мне нечего. И ежели у тебя обычай казнить послов, я готов принять муки и смерть. Ну, тут он чуток подумал и велел слугам отпустить мои руки. "Вижу, говорит, что ты князю Дмитрею верный слуга, а я бесстрашных людей люблю. Скоро, говорит, тебе некому будет служить на Руси, тогда приходи ко мне, - я возьму тебя в службу и поставлю высоко. Теперь же ворочайся к своему государю, и коли не хочешь везти ему мой чувяк, - отвезут мои послы, коих отправлю с тобой; им же дам грамоту для князя Дмитрея". Ну, наутро выехал я в обрат, и со мною четыре Мамаевых посла: Казибек, Агиш, Урай и Сеид-Буюк, а при них полета нукеров. К ночи приехали мы на то место, где оставил я свою сотню. Узревши ее, послы было всполошились, но я их успокоил, что это-де мои люди и что будут они нам охраной. Повечеряли повязать, а послов привести ко мне. Подвели их к костру, и я говорю Казибеку: давай, князь, Мамаеву грамоту, буду ее читать! Он, вестимо, уже смекнул, что дело их плохо, не сказал и полслова, - дает. Прочел я, плюнул в ту грамоту, разорвал ее надвое и подаю Казибеку: садись, говорю, теперь на коня и вези эти шмотья обратно Мамаю, скажи ему, что к русскому государю так писать негоже. Да и чувяк не позабудь ему воротить! С тем он уехал, а других послов и их людей я привез сюда, - может, ты пожелаешь их о чем расспросить. - Что же было писано в Мамаевой грамоте? - спросил Дмитрий. - Да всякая похвальба и хула на тебя, государь. Неохота и повторять. - Повтори все же. - Слово в слово я не запомнил, но написал Мамай вроде того, что если жалеешь ты свою землю и не хочешь, чтобы всю ее вытоптали татарские кони, - должен выйти ему на-встречь, с покорностью и повиниться, что не способен править Русью. Тогда он тебя цомилует и пошлет пасти своих верблюдов, а на Русь поставит другого князя. - Малого он хочет, - засмеялся Дмитрий. - Что же, навстречу ему я выйду, только едва ли он тому останется рад. Ну, молодец же ты, Захар Матвеич, дай еще раз обниму тебя! Спаси тебя Господь за верность и за службу твою, век того не забуду! Мыслю я, что Мамай теперь так взъярился, что беспременно пойдет на нас, не ожидая Литву и Рязань. А мне того и надо! - Он уже идет, княже. Следом за Казибеком послал я тайно из моих людей сына боярского Михаилу Лялина, наказавши ему высмотреть, что там будет. На третьем ночлеге он нас догнал и сказал, что в тот самый день, когда |
|
|