"Михаил Дмитриевич Каратеев. Богатыри проснулись ("Русь и орда") " - читать интересную книгу автора

суеверного ужаса: может быть, это вовсе не люди, а свирепые джинны, против
которых оружие человека бессильно? Но сзади что-то яростно кричал Араб-шах,
напирали другие понукаемые им бойцы, и минуту спустя вокруг русских витязей,
врубившихся в самую гущу врагов, сомкнулось плотное, сверкающее десятками
стальных клинков кольцо, из которого выход был только в смерть.
Но, казалось, она сегодня решительно отдавала предпочтение татарам:
немало их еще полегло под русскими мечами, прежде чем одному удалось сзади
перерубить Митяю ногу. Кузнец не упал, а лишь сел на землю и еще успел
достать своим смертоносным мечом первого подскочившего к нему ордынца,
прежде чем второй вогнал ему под лопатку копье.
Джинны - духи.
- Отхожу к Господу, княже, - из последних сил выкрикнул он, обливаясь
кровью и падая на бок.
- Иди с миром и со славою, брат, сейчас и я за тобой, - промолвил князь
Федор, на мгновение обернувшись к умирающему. - Но прежде того еще за тебя
отомщу! - и, разя вкруговую своим страшным мечом, он свалил нескольких
человек, заставив остальных отпрянуть.
- Брось меч, и я отпущу тебя! - крикнул Араб-шах, выезжая вперед.
Каменное сердце этого маленького и тщедушного на вид азиата, прославившегося
своей неумолимой жестокостью, сегодня впервые ощущало нечто похожее на
жалость. Ему никогда не случалось видеть такого совершенного сочетания силы
духа с телесной силой. - Уходи за реку, к своим!
- Нет, хан! - твердо ответил Федор Андреевич. - Все мои братья здесь
полегли, и никто не принял пощады. Тут и я лягу!
- Ну, так умри! - со смесью досады и сожаления промолвил Араб-шах. -
Чего стоите? Кончайте его, дети шайтана! - закричал он на своих воинов.
Как стая собак на матерого медведя, набросились ордынцы на
Звенигородского князя, уже утомленного долгим боем и слабеющего от
полученных ран. Но он еще постоял за себя: первому наскочившему татарину
снес полчерепа, у второго отлетела отрубленная рука, вместе с зажатой в ней
саблей. Но в это время брошенное кем-то копье сбило с князя Федора шлем, и
кровь, хлынувшая из рассеченного лба, залила ему лицо и глаза.
Почти ничего не видя сквозь темнеющую красную пелену, он еще махал
мечом, чувствуя, что удары его не падают впустую. Но вот, словно
многоцветная молния, расколов этот мрак, на голову его обрушился страшный
удар, - со звоном и грохотом мрак снова сомкнулся, и, выронив меч, Федор
Андреевич упал навзничь.
- Это был не человек, а шайтан! - промолвил один из окружавших
Араб-шаха темников.
- Это был настоящий человек и великий воин, - сказал Араб-шах. - Жаль,
что Аллах захотел, чтобы он родился русским, а не татарином. А теперь
объявите бойцам, что до восхода луны они могут готовить себе пищу и
отдыхать. Потом мы выступим и будем идти всю ночь: путь на Нижний открыт, и
нам надо прийти туда раньше, чем русские вышлют новое войско.
Около полуночи, когда татары ушли, из-за реки возвратились на поле
сражения спасшиеся звенигородцы, чтобы подобрать своих раненых и похоронить
убитых.
Они сразу нашли Федора Андреевича. Он был страшно изранен, но еще
дышал. Случившийся в отряде знахарь, осмотрев его раны и оказав первую
помощь, сказал, что князь, может быть, и выживет.