"Виктор Карасев. Трактирщица " - читать интересную книгу автора

- Тогда... Ты уж извини меня... Поговори со мной? Немного, а?
- Хорошо... О чем?
- Вот ты песни слагаешь, и получается, как по-писаному. А как это у
тебя выходит?
Трактирщица из захолустья задавала интересные и неожиданные вопросы, и
сон с Дика слетел окончательно. Он все пытался понять, откуда взялась эта
женщина, что занесло ее сюда? Но о себе она говорила неохотно и уклончиво
- мол, ничего интересного... Зато выяснилось, что она тоже пытается что-то
писать, вернее - к ней приходят порой стихи и песни, а что с ними делать -
она не знает. "И вот сижу я у окна, гляжу - дорога далека. А мне все
кажется порой, что меня путь уводит мой..."
Дик задумался. Конечно, эти неумелые строчки он бы и не назвал стихами.
Но как это объяснить, чтобы при этом не сгубить слабые еще ростки
творчества, не отбить охоту писать и дальше, но - лучше?
- Ты знаешь, я бывал в тех краях, где алмазы добывают из земли. Они
тогда еще такие вроде бы неказистые! Нужен опытный глаз и умелые руки
гранильщика, чтобы серый камушек стал восхитительным бриллиантом. Твои
стихи пока нуждаются в огранке, но в них достаточно огня, мыслей и чувств,
чтобы стоило над ними потрудиться. И не бойся - если это к тебе приходит,
значит - будет и дальше! Чем чаще косят траву, тем сочнее она поднимается,
не правда ли?
- Как ты хорошо говоришь! Расскажи еще что-нибудь, Дик!
Неожиданно для себя Найтингейл ощутил прилив откровенности.
Как смотрела на него грозная повелительница этого местечка! Ее
распахнутые по-детски глаза оказались вдруг голубыми и бездонными, как
весеннее небо, и хотелось без конца тонуть в этих глазах. Пропало ощущение
времени, только свечка убывала, а разговор сплетался изысканным кружевом.
И, не сомневаясь в понимании, Дик начал вспоминать самые задушевные песни
и стихи, те, что - не для всех...

...Пускай - игра... как ни зови, В ней достается нам по праву Любовь -
отрада... и - отрава...
...Но разве грех искать любви?

Дик взглянул на Тири и оторопел: ее голубые глаза тонули в слезах,
готовых уже вот-вот покатиться вниз.
- Что с тобой? Я... сказал что-то не то?
- Извини... Ты не виноват, все очень хорошо... Только...
Понимаешь, мне сейчас кажется, будто что-то очень хорошее, светлое и
прекрасное, проходит мимо меня... А я так и останусь здесь, как... в
трясине...
И она припала лицом к груди менестреля, уже не сдерживая рыданий. Дик
растерянно обнял ее плечи с желанием укрыть, защитить ее от горя. Конечно,
он понимал ее! Он сразу почуствовал вопиющее несоответствие между этой
личностью и доставшимся ей местом. Как же здесь тесно должно быть этой
чуткой душе, этой щедрой и страстной натуре!
Дик боялся нарушить хрупкую близость понимания, самое дорогое, что
может быть у двоих людей. Но сердце подсказывало, что надо делать; и Дик,
поражаясь своей святотатственной смелости, коснулся губами влажной от слез
щеки, еще раз - пониже, и - губы их встретились! Ее губы были сначала