"Дмитрий Каралис. Автопортрет (извлечения из дневников 1981-1992 г.г.)" - читать интересную книгу автора

Плохо. Очень плохо.
Нужна, очевидно, литературная компания. Единомышленники. Чтобы было у
кого поучиться, с кем поспорить, поплакаться, поделиться. И самому
приобрести.
Читал в "Звезде" подборку рассказов молодых авторов. Запомнилась И.
Габаева. Искренне пишет. Остальное - муть.

25 мая 1982г. Заступил на суточную вахту. Сторожа нет, собака на месте,
инвентарь (молоток на длинной ручке, манометр и неизвестная хреновина
неизвестного назначения) - на своих местах. Тепло. Мухи. Лужи под окнами.
Для начала запер ворота и пересчитал машины, не вышедшие на линию. Все
сошлось. Выпил крепкого чаю. Ложку скоммуниздили, и пришлось размешивать
сахар трехкопеечной монетой, зажатой плоскогубцами, которые я ошпарил
кипятком и вытер подолом спецовки.

Сестра Надя дала мне почитать В. Конецкого "Морские сны". Стащила на
время из читального зала. Я читал "Морские сны" раза три. Сейчас читаю, как
в первый раз. Густая проза. Много мыслей. Конецкий удался и как человек -
биографии его можно позавидовать, и как писатель.
В прошлом году прошел слух, что он умер. Я опечалился, но решил
проверить. Позвонил ему домой, а когда он снял трубку, расплылся в улыбке:
"Виктор Викторович, дорогой... А я думал, вы умерли. Надо же, а вы живы! Вот
это новость!" Идиот же я был.
Конецкий грустновато заметил, что умер не он, а Олег Даль, с похорон
которого он вернулся из Москвы. Наверное, любители слухов и сенсаций их и
перепутали. Я звонил 8-го марта. Поговорили немного о разном.
- Ну ладно, идите поздравляйте ваших женщин, - сказал В.В.
Он, наверное, представил себе, что я сижу за столом, поддатый, и, решив
похвастаться знакомством с ним и проверить слух о его смерти, звоню. А
публика слушает. И мне, дескать, приятно, что я веду с ним непринужденную
беседу. А может, и не представил.

20-00. Почти все машины вернулись в гараж. Начальство уехало. Запер
контору, обошел гулкие ремонтные боксы - там еще бьют по железу и матерятся,
попросил не задерживаться и не забыть сдать ключи. Мики ходила со мной и
виляла хвостом, когда я с ней разговаривал. Сторож пришел только часам к
трем дня и развел руками: "Опять налакался! Прости турака!" Завалился спать
в комнате дежурных шоферов. Без его бубнежа спокойней. Лишь бы к ночи был в
форме. Эмиль Лиски, финн, был переводчиком на Карельском фронте. Деду лет
семьдесят, но хохочет, как молодой. Иногда злится до бледности и сжимает
веснушчатые кулаки: "Упью Степку! Не пустил меня картошку сашать! Старуха
одна сашала, вся спина ей палит". Подозреваю, что дома со старухой он
разговаривает по-фински.

26 мая 1982. 6 часов 30 минут.
Встал, сделал на улице зарядку. Белое, сквозь легкую дымку солнце. Поел
гречневой каши и выпил крепкого, цвета красного дерева, чаю. Курить не
хотелось.
Ночью у моих дверей, в тамбурочке вагончика, спал Бим и во сне выл. У
него перебита спина с детства - кто-то из шоферов стукнул железным прутом,