"Дмитрий Каралис. Автопортрет (извлечения из дневников 1981-1992 г.г.)" - читать интересную книгу автора

достраивать дачи, ладить крылечки, веранды, перестилать полы. Миша работал
неторопливо и брал с заказчика двадцать пять рублей в день плюс горячее
питание.
- Да я жизнь прожил! - горячился Миша и пытался зажечь спичку, чтобы
поставить вариться картошку. - Меня немец к стенке два раза ставил, я пахал
от зари до зари, а они -тунеядец! На нарах, как последнюю суку, три месяца
до суда держали. А, Игорь, представляешь?
- Представляю.
- Следователь за три дня все бумаги оформил, а потом очереди ждал в
суд. А здесь? - Миша кивал на окно, которое выходило во двор комендатуры:
пустая спортплощадка, барак клуба, чахлые осенние клумбы, обложенные
кирпичом. - Оформили плотником-бетонщиком третьего разряда, поставили на
лопату раствор подавать. Я инспектору говорю: "Я столяр пятого разряда,
направьте меня на жилой дом, я один всю столярку сделаю. Ведь требуются!
Нет, говорит, ты химик, работай, куда поставили. В тепло захотел? А у меня
ноги больные. - Миша садился на стул и показывал распухшие колени. - День по
холоду в резиновых сапогах походил, и привет! А больничный только на пять
дней дают, и то без оплаты. Если, говорят, не можете трудиться на стройках
народного хозяйства, отправим вас в тюрьму конверты клеить. Ну, скажи, это
по уму делается?
- А ты что, воевал? - спрашивал Фирсов. - Почему тебя немец к стенке
ставил?
- Да какое воевал! Мне девять лет было, в Пушкинских Горах жил. В лес к
партизанам бегали, еду да оружие носили. Поймали нас с братом и расстрелять
хотели. Уже во двор вывели, мы стоим бледные, ноги не держат, а тут ихний
офицер вышел. Посмотрел на нас и давай орать. Орал, орал, потом пинков
надавал и на конюшню отправил - пороть. Еле до дому потом добрели - мать
думала, нас уже расстреляли.
- А второй раз?
- Уздечку с медным набором украл. - Миша курил и равнодушно смотрел на
таракана, ползущего по газовой плите. - Длительная история. Немцы тоже
разные были. Не все такие, как их изображают...
Пропал потом Миша - поехал на Новый год к тетке и как в воду канул.
Приходил потный оперативник с красными похмельными глазами, расспрашивал
Фирсова о бывшем соседе, но Фирсов сказал, что ничего не знает. То, что в
спецкомедатуре спокойней ничего не знать и ничего не видеть, Фирсов уловил
быстро. С языком у него и раньше был полный порядок. "Язык до Вологды
доводит, - сказал как-то Славка Гостомыслов, когда они шли с автобусной
остановке по промерзшему поселку. - А вологодский конвой шутить не любит".

На Совете общежития разбирали персональные дела трех теток. В нашей
спецкомендатуре две квартиры - женские. И вот эти тетки не поделили что-то.
Скандалы, склоки, чуть ли не драки. Змеиный клубок какой-то, а не бабы.
Комендант написала на них заявление.
Дали каждой слово в отдельности. Первая, по виду секретарша директора
бани, начинает эдаким голубком рассказывать о несправедливом к ней отношении
соседок. Утюг, сковородка, бигуди, белье на кухне... Мужики сдерживаются,
чтобы не рассмеяться. Лица двух других соседок загораются негодованием и они
пытаются встревать и объяснять инцидент на свой лад.
Получалось, что каждая из них - голубь мира, которого терзают коршуны и