"Владимир Караханов. Сигнал на пульте" - читать интересную книгу автора

своей оттаявшей красе.
Гандрюшкин снова произвел фотосъемку, на этот раз несколько увеличив
выдержку, - хотел узнать впечатление.
- А платочек вам Валя выстирала?
- Валентина Степановна - моя невеста. Подробности эти...
Он запнулся. Как у всякого невежды, лексикон его был ограничен: слово
"интимные" в нем отсутствовало.
- ...личные, - нашел-таки синоним, - к делу не относятся.
На его печально-осуждающий взгляд, установленный на предельно
длительную выдержку, я отреагировал совсем уж неприличным вопросом:
- Зачем же вы невесте своей ничего из краденого не подарили: платочки
вместе, а золото врозь? Или не про всех клиентов вам рассказала?
Гандрюшкин сел и съежился, как мухомор на солнцепеке.
- Вы можете выдать краденые вещи до производства обыска, тем самым
облегчив свою вину.
Я произнес эту официальную фразу бесстрастным тоном, но втайне надеялся
на успех. И ошибся. Меня обманул его подавленный вид, но как раз про обыск
упоминать и не следовало. Наша догадка об истоках совершенных краж явилась
для него обескураживающим откровением, а услышав про обыск, он снова
почувствовал себя на прежних, заранее продуманных позициях. Позиции же эти
без обнаружения вещественных доказательств казались ему неприступными. И не
без основания: если вещи не найдены, нет и укрывательства краденого, а
"пособничество путем снабжения информацией" трудно доказать - ведь мог же он
делиться с Мамоновым, как и Валя с ним, без всякого умысла. Теперь я
окончательно уверился, что вещей в доме Гандрюшкина нет и найти их, когда
игра пошла в открытую, будет нелегко.
Гандрюшкин распрямился и перешел в контратаку:
- Я хочу прокурора.
Я терпеливо разъяснил, что знакомство с прокурором состоится
обязательно, но позже, когда придется выбирать меру пресечения, а может
быть, в этом и вовсе не будет надобности, если наши вполне обоснованные
подозрения не подтвердятся. Кроме того, прокурору сообщено о задержании
Гандрюшкина, а жалобы и ходатайства действительно можно заявлять в
письменном виде на бесплатной казенной бумаге, кстати, очень дефицитной.
Потом я перешел к допросу по существу, и он тут же заявил:
- Ответы на ваши вопросы я хочу изложить сам.
Весь разворот протокола он заполнил на одном дыхании, будто по памяти
шпарил. Мы явно с ним просчитались, вернее, я его недооценил. Он оказался не
так прост, как думалось.
А "изложено" им было вот что:
"Ввиду бедственного материального положения и крайне одинокой старости
в свободное после работы время я согласился на временное у меня проживание
упомянутого в вопросе гражданина по фамилии Мамонов который обманув мое
доверие занялся преступными кражами и воровством тем навлек на меня тяжкое и
обидное подозрение в присвоении вещей им украденных мною доселе невиденных и
незнаемых как я предполагаю им то есть вором Мамоновым распроданных и
пропитых..."
Дальше в том же высокопарном стиле и без знаков препинания он просил
"для собственного очищения" произвести у него обыск и "со всем усердием"
признавал себя виновным в нарушении паспортного режима.