"Владимир Караханов. Сигнал на пульте" - читать интересную книгу автора

Я сказал это не без умысла, но вполне искренне. Действительно, радостно
узнать о человеке, даже едва знакомом, хорошее. Совершенно неправильно
представление, будто милиция имеет дело преимущественно с плохими людьми. По
роду своей работы мы действительно чаще встречаемся с плохим в людях, но это
не одно и то же. А умысел заключался в том, чтобы мой интерес к Вале не
вызвал настороженности. Чтобы она не подумала, будто милиция ее в чем-то
подозревает.
- У меня к тебе просьба. Я должен знать, с кем общается она вне работы.
Даю честное слово, что это в ее интересах.
- Я верю, - сказал он. - Только тут и узнавать нечего, с Гандрюшкиным
они женихаются, со сторожем нашим, на полном серьезе. Дура баба. Уж она его
ухоживает, лентяя. Даже барахло его персонально вручную гладит.
Так вот почему на мой вопрос о Валином замужестве комендант сердито
сплюнул.
У меня в груди что-то екнуло и оборвалось. Так бывает, когда самолет
ночью сползает на посадку, и кажется, ни за что на свете не разыскать ему
затерянного в бескрайнем пространстве аэродрома, и вдруг толчок, и он уже
катится по надежному бетону.
- Это какой Гандрюшкин, Василь Захарыч? - уточняю я.
- Не-ет... этого Михаилом Евлентьевичем, а ребята так просто Мишкой
зовут. И до самой смерти своей Мишкой останется, потому что труха, не
человек.
- Чем же он Вале тогда приглянулся?
- Да кто знает, по каким приметам она его оценила. Аккуратный он и
чистенький, как мухомор после дождя. Одеколон употребляет. Судьбой обижен,
потому как детки родные бросили. Он об этом всем и каждому рассказывает, а
потом в глаза платком потычет и такое на физиономии изобразит, ни в жизнь не
догадаться, что деток этих он уж лет пять как липок обдирает: целую
бухгалтерию завел, кто сколько ему присылать должен, словно не отец, а
фининспектор какой.
"Детки тоже хороши", - подумал я и еще подумал, что мне повезло: парень
оказался на редкость наблюдательным.
- Еще он слабым здоровьем хвастать любит, мол, трагедия семейная
подорвала его организм, иначе не сидел бы теперь под лестницей. Тут он снова
лезет за платком, потому что и сам не знает, чем бы таким мог заниматься.
Ай да парень! Я живо представил себе большие Валины глаза, доверчиво
впитывающие "трагизм" Гандрюшкина, глаза доброго кенгуру из детской книжки.
Но эта картина быстро сменяется в моем воображении другой: Валя говорит о
своих клиентах, пересказывает услышанное от них по-женски, со всеми
подробностями и мелочами, а этот прохвост жадно ловит каждое слово, и
задыхается от зависти к чужой, недоступной для него жизни среди дорогих и
красивых вещей, с поездками на курорты и за границу, и, как таблицу
умножения, запоминает внешние приметы заманчивого мира материальной
обеспеченности. Ему плевать на все достижения нашей страны, на стройки
родного города. Он не ударил бы на них и пальцем о палец.
Какая уж там радость труда, он привык испытывать одну радость
потребления. Но ведь ее тоже надо заработать, а он желает получить все, не
вылезая из-под лестницы. И тут появляется Мамонов... Мало ли откуда они
могли быть знакомы.
Парень украдкой посмотрел на часы.