"Григорий Канович. Шелест срубленных деревьев" - читать интересную книгу автора

бороду, взял ученика за руку, усадил за стол, заваленный заготовками,
придвинул к себе подушечку с иголками и, выдернув одну, как колючку из
овечьей шерсти, спросил:
- Это что, Шлеймке?
- Иголка, - ответил ученик.
- Ответ правильный, но скучный... Он годится для того, кто собирается
стать не хорошим портным, а, скажем, кузнецом или ломовым извозчиком... Без
воображения, голубчик, никто еще хорошим портным не стал.
- Без чего?
- Без воображения, - повторил Шая.
Шлеймке затравленно глянул на учителя. Чего, чего, а этого -
воображения - у него уж в точности нет. Кроме как у Рабинера, такой штуки,
наверно, нет ни у кого и во всей Йонаве... Может, это что-то вроде скрипки,
на которой Рабинер по вечерам играет от скуки?
- Разве, реб Шая, вы не иголку мне показали? - отважился спросить он
усмехающегося наставника, убежденный, что тот либо потешается над ним, либо
таким образом пытается от него отделаться.
- Иголку.
- Почему же тогда мой ответ правильный, но скучный?
- Почему? Сейчас, голубчик, объясню. То, что это не мясницкий нож и не
топор, каждый дурак, прошу прощения, видит.
- А что, по-вашему, видит умный?
- А умный в каждой вещи должен видеть еще что-то такое, чего никто не
видит.
- Зачем?
- Чтобы и жить было в радость, и работать. Например, я в иголке вижу
скипетр... Ты хоть знаешь, что такое скипетр?
- Нет, - совсем было отчаялся Шлеймке.
- Жезл. Знак царской власти. С драгоценностями и резьбой.
От его слов перехватывало дыхание и на лбу выступали росинки пота, но
Шая как ни в чем не бывало продолжал:
- Разве хороший портной - не король?
Губы ученика подрагивали от изумления и жалости. Неужели Шая Рабинер на
старости лет рехнулся от одиночества?
- Ты, братец, смотришь на меня, наверно, как на полоумного. Король,
скипетр... А ведь, как поразмыслишь, от такой работы, если не подсластить ее
выдумкой, и впрямь можно свихнуться... Тем более что эту иголку надо не
выпускать из рук до самого смертного часа. И не только не возненавидеть, но
полюбить... Наперсток надо любить, будто он не наперсток, а какой-нибудь
драгоценный бриллиант или сапфир на пальце. И нитки надо любить и видеть в
них не истонченное волокно, а проселки и дороги, которые связывают нашу
Богом забытую Йонаву со всем миром... со всеми городами... Понимаешь?
Сегодня - это, например, дорога из нашего местечка в Санкт-Петербург, завтра
- в Варшаву, послезавтра - в Париж, через неделю - в Иерусалим. И так изо
дня в день... всю жизнь... до гробовой доски... Сиди сиднем и шей - сермягу
или лапсердак, камзол или кафтан. Вдевай нитку, запрягай терпение и волю и
бреди себе в зной и в стужу по свету - туда, куда сердце зовет. Что за
радость видеть только то, что видно: вот нужник за окном... вот пьяный и
осточертевший, как матерщина, урядник... вот лавочник Гедалье, шествующий по
улице походкой праведника и звякающий связкой ключей, как стражник у райских