"Аркаиц Кано. Джаз в Аляске " - читать интересную книгу автора

бутылку винтажного портвейна, которую если уж открыли, то надо выпить
целиком - иначе вкус испортится.
- Только холодный, пожалуйста.
Его почитатели не верили собственным ушам. Чай, да к тому же холодный!
Официант отменно соблюдал уважительную дистанцию, столь ценимую Бобом
Иереги. Ему подавали чай в серебрёном чайнике, из которого не поднималась
привычная струйка пара. Его доставляли прямо на стол, вместе с маленькой
чашечкой и всегда без ложки. Тем временем Боб снимал замшевый плащ и
размещал на столике шляпу - с тем неподражаемым выражением лица, которое
остервенело пытались копировать молодые начинающие музыканты, с той
элегантностью, которой все-таки никто так и не овладел в совершенстве. Вот
уже два месяца Боб Иереги не пил ничего, кроме холодного чая. Ни пива, ни
виски, ни белого вина. "Он отказался даже от воды", - поговаривали злые
языки. Чай, и больше ничего.
Всякий раз, закуривая свою первую за день сигарету "Голуаз" и заказывая
чай в "Белуне", Боб Иереги не мог удержаться от легкой усмешки. "При всем к
тебе уважении, ты улыбаешься как настоящий сукин сын", - заметили ему
однажды. Чай напоминал Бобу о первом случае, когда он Увидел Пчелок. Когда
он в первый раз напился. "Увидеть Пчелок" - так он это называл. Ему было
тогда лет четырнадцать. Это случилось на свадьбе одной из сестер Русского.
Выпил он не так чтобы много, однако водка есть водка. Когда Боб решил
разобраться в происходящем, он начал Видеть Пчелок на покрасневшей оболочке
своих глаз: пчелы неожиданно появлялись откуда-то с краю, словно разгоняясь
на невидимых трамплинах. Пчелы - это просто такое слово, чтобы как-то их
называть: иногда это были комарики, иногда - маленькие недолговечные комочки
пыли. В первый раз, когда Боб Увидел Пчелок, именно Русскому - который уже
успел сделаться его верным оруженосцем - пришлось волочить его домой.
Тщедушный светловолосый Николас с трудом выдержал бы вес Боба и в трезвом
состоянии, а уж когда Боб превратился в мертвый груз, Русскому потребовалась
Божья и человеческая помощь, чтобы добраться с телом до подъезда и затащить
его наверх по лестнице так называемого Дома Игуаны. Когда Николас позвонил и
мать Боба открыла дверь, славный малый Николас Голобородько стал похож на
перепуганную белку - как и всегда, когда ему приходилось врать. Как только
Боб, находившийся в полубессознательном состоянии, услышал объяснения своего
друга, больше напоминавшие похождения Рокамболя, его разобрал такой хохот,
что он потерял равновесие и скатился вниз по красным ступеням лестницы - по
языку Дома Игуаны, - больше всего это походило на сход снежной лавины.
- Прошу прощения, сеньора Иереги, боюсь, что сибирский чай как-то
неправильно повлиял на желудок вашего сына.
На следующее утро Боб очнулся на полу в своей комнате, ничем не
укрытый, зато в измятом свадебном костюме и в ботинках. Стоило ему слегка
приподняться, затылочной областью его мозга - той самой, что отвечает за
поведение и эмоции, - овладел панический страх, что привело к
неконтролируемому тремору в позвоночнике. Боб Иереги не осмеливался выйти из
комнаты. Часы показывали полпервого дня, но странное беспокойство заставляло
Боба еще целых два часа пересчитывать книги на полках в его комнате и
складки на оконных шторах, проходиться по гвоздям дверного косяка и, что
самое важное, разыскивать, пытаться обнаружить этот проклятый улей, эту
колонию немилосердных пчел - а она ведь находилась где-то совсем рядом, если
судить по непрерывному жужжанию в его голове. В конце концов Бобу пришлось