"Виктор Каннинг. Клетка [D]" - читать интересную книгу автора

рту. Кадык медленно запульсировал, упираясь в латунную заколку на рубашке
без воротника, а увядший цветок люпина выпал из-за ленты на поношенной шляпе
старика и теперь лежал на красном платке у него на коленях. Какой-то парень
с пиджаком через плечо прошел мимо монахини и стал у водителя. Тот вытащил
из-за уха окурок. Парень чиркнул спичкой, водитель закурил. На парне была
потрепанная голубая рубашка, тугая в плечах. Ноги у него были стройные,
словно девичьи. Сестра Луиза опустила глаза и разгладила письмо, спрятанное
под поясом.
Старик отрыгнул, транзистор заиграл военный марш. Сестра Луиза смотрела
на дорогу. В детстве она часто бывала здесь, с удовольствием ездила по этим
местам с матерью на заднем сиденье "Роллс-Ройса" - его вел Джорджио, одетый
в зеленую ливрею с серебряными пуговицами, солнце сверкало на полированном
черном козырьке его фуражки, а он с отвращением думал, что вскоре придется
свернуть с шоссе на гравийку к морю; мать тем временем болтала без умолку -
неугомонная, словно птица, она размахивала сигаретой "Балкан Субрейн",
оставляя в воздухе легкие облачка дыма... мать, которой давно уже нет в
живых.
Автобус притормозил. Монахиня встала и двинулась к выходу. Парень уже
спрыгнул наземь. Больше никто выходить не собирался. Она достала письмо и
протянула его водителю.
- Будьте любезны, отправьте его, когда приедете в Лагуш, - попросила
она по-португальски.
- Конечно, сестра. - Он рассеянно кивнул. Монахиня изъяснялась на языке
шофера уверенно и без ошибок, но он мгновенно понял - язык этот ей не
родной. Шофер положил письмо на полку под спидометром.
- Спасибо.
Монахиня сошла и остановилась на обочине, пропустила автобус. Парень,
насвистывая, пошел вдоль дороги, помахал вслед автобусу. Она дождалась,
когда машина скрылась за поворотом, пересекла шоссе и направилась по
тропинке, что спускалась по склону, извиваясь между низеньких зонтичных
сосен, к гравийке, размытой зимними дождями - потому ее и ненавидел
Джорджио. Последний раз она приезжала сюда в 15 лет, за год до смерти
матери. С ними был и отец, что случалось чрезвычайно редко.
Солнце уже садилось, небо на западе окрасилось в зеленое и голубое -
как перья у зимородка. За деревьями показалось море, спокойное в этот
безветренный вечер, за что сестра Луиза была ему благодарна.
Монахиня подошла ближе, и ничто не проснулось у нее в душе, когда она
миновала крытую черепицей виллу, заросшую плющом и вьюном. Поздние
дикорастущие белые ирисы росли у стен, а на желтой штукатурке красной
краской были выведены политические лозунги. У подножия холма тропинка
поворачивала направо - ноги стали увязать в принесенном с моря песке - шла
между редкими бедняцкими хижинами и крытыми соломой пляжными навесами. У
винной лавки за грубо сколоченным столом выпивали трое рыбаков. Они оглядели
сестру Луизу без любопытства, а невзрачный коротколапый коричнево-белый пес
- хвост крючком - побежал за ней.
Женщина, что лущила фасоль под соломенным навесом, коротко кивнула ей,
проводила взглядом, а руки ее тем временем трудились над стручками фасоли
словно сами по себе. Пес обогнал монахиню и увел от хижин на песчаную косу,
поросшую по берегам овощами и молодой кукурузой. На округлой стене
ирригационного колодца было написано, что вода для питья непригодна.