"Кунио Каминаси. Допрос безутешной вдовы " - читать интересную книгу автора

- А что тебя не устраивает, Такуя?
- Ну, обычно все русские ученые из Москвы через Токио летят, а потом
уже или из Нариты прямиком сюда, или из Ханеды.
- А-а, вон что!... - Ганин задумался.
В это время вернулась Наташа Китадзима, с которой, как оказалось, я
знаком уже почти два десятка пламенных лет. Губы ее алели чуть сильнее, чем
минуту назад, "Кензо" можно было почувствовать уже без деланных наклонов к
ее плечам, а в густо-синих глазах постепенно разгорался, как называют это
огненное состояние в любимой моим грамотным папашей и его аспирантами
русской классике, "раж". Увидев это в принципе здоровое и вполне вяжущееся с
голыми коленками и деловой короткой стрижкой чувство в ее глазах, я тем не
менее из сугубо профессиональной привычки перестал думать о том, колготки на
ней или чулки на подвязках. Помада, добавка "Кензо", блеск в глазах - все
слишком хорошо знакомо, чтобы пускать это дело на самотек.
- Наташ, а чего это твои гости из Ниигаты летят? - перебежал мне дорогу
Ганин.
- То есть почему не из Токио? - глядя не на Ганина, а на пустой зал за
стеклянными дверями, откликнулась Наташа.
- Да, почему не из Нариты или из Ханеды? - без особого пристрастия
продолжил допрос Ганин.
- Да там у них в группе москвичей только двое, - сухо пояснила она. -
Остальные из Новосибирска, Иркутска и Хабаровска. Вот они и решили собраться
в Хабаровске и лететь оттуда в Ниигату. По времени то же самое, что через
Москву, но по деньгам дешевле.
- А что, универ твой им дорогу не оплачивает, что ли? - обиженным тоном
квасного патриота, живущего уже который год на японские иены, спросил
лицемер Ганин.
- Денег нет... - протянула Наташа и тут же едва уловимо встрепенулась,
поскольку в зал прилета посыпались первые пассажиры.
- Что, знакомые какие-нибудь ваши будут? - наконец-то подошла и моя
очередь для более важного вопроса.
- Да, будут... - Говорить она со мной была теперь не расположена,
несмотря на то что мы знакомы почти тысячу лет. Глаза ее скользили по
захватанному детскими и старческими пальцами за долгий понедельник стеклу, и
по всему было видно, что мы с Ганиным для нее сейчас уже чистая обуза.
Мне тоже пора было окончательно освобождаться от неотступных мыслей о
постели как в прямом, так и переносном смысле, прекратить рисовать в
воображении причудливые узоры тонкого черного нижнего белья, из-под которого
зазывающе белеет все еще гладкое и тугое, несмотря ни на какие там пятьдесят
три, тело, и прикинуть, как побыстрее вычислить в хлынувшей из наконец-то
разъехавшихся прозрачных дверей толпы своего долгожданного капитана.
Едва я собрался с асексуальными мыслями и встал могучим волнорезом,
рассекающим суетливый поток разнокалиберного народца, вытекающий из
сумрачного чрева сектора прилета, как в нагрудном кармане рубашки все той же
зловредной цикадой заверещал мой сотовый.
- Слушаю! - поднес я мобильник к своему всеслышащему уху, оставляя в
параллельной работе свои всевидящие очи.
- Минамото-сан? - раздался из трубки женский голос.
- Минамото, - согласился я с невидимкой.
- Руку поднимите, пожалуйста! - полупросящим-полуприказным тоном