"Андреа Камиллери. Форма воды " - читать интересную книгу автора

Пино тоже в эту ночь не спалось. Будучи художественной натурой, он
любил театр и как актер играл во всех драматических кружках Вигаты и ее
окрестностей, кружках все более малочисленных, но полных энтузиастов. Как
только его скудные заработки позволяли, он мчался в Монтелузу, в
единственный книжный магазин, и накупал там комедий и драм. Жил он с
матерью, которая получала небольшую пенсию, забот о хлебе насущном в
буквальном смысле слова у них не было. Мать заставила его три раза
рассказать, как они нашли труп, приставая, чтоб он точнее описал каждую
деталь, каждую подробность. Ей это было необходимо для того, чтоб назавтра
растрезвонить о происшествии своим товаркам в церкви и на базаре,
похвастаться своей ловкостью: вот ведь, мол, про что прознала, и сыном
тоже, какой он молодец; умудрился попасть в такую историю. К полуночи она
наконец ушла почивать, немного спустя Пино тоже забрался в кровать. Но что
до сна, то уснуть не получалось. Было что-то такое, что заставляло его
ворочаться с боку на бок под простыней. Будучи художественной натурой, он
через два часа, проведенных в напрасных попытках сомкнуть глаза, убедил
себя в том, что спать вовсе не обязательно, пусть это будет как бы
новогодняя ночь. Он встал, умылся и сел к маленькому письменному столу,
который стоял у него в спальне. Он повторил для себя ту же историю, что
рассказывал матери, и все звучало гладко, жужжание в мозгу стало почти
неслышным. Это походило на игру "холодно-горячо": пока он повторял то, что
говорил раньше, жужжание как бы подтверждало: "холодно, холодно". Выходит,
бессонница проистекала из чего-то такого, чего матери он не рассказал. И в
самом деле, он утаил от нее то же, о чем по договоренности с Capo смолчал у
Монтальбано, а именно: что они тут же поняли, кто покойник, и что позвонили
адвокату Риццо. Тут жужжание удесятерилось, словно крича "горячо, горячо".
Тогда Пино схватил бумагу и записал диалог с адвокатом слово в слово.
Перечитал его, сделал поправки, напрягая память, чтобы, как в театральной
пьесе, отметить даже паузы. Когда все было готово, опять перечел его в
окончательном виде. Было что-то в этом диалоге, что звучало ненатурально.
Но времени на размышления не оставалось, пора было отправляться в
"Сплендор".

Чтение двух сицилийских газет, одна из которых печаталась в Палермо, а
другая в Катании, было прервано heicob в десять утра телефонным звонком
начальника полиции, который звонил Монтальбано в управление.
- Я должен передать вам благодарность, - начал он свою речь.
- Ах да? И от кого же?
- От епископа и от нашего министра. Монсиньор Теруцци выражает свое
удовлетворение по поводу христианского милосердия, он именно так и
выразился, которое вы, так сказать, проявили, дабы воспрепятствовать
журналистам и фотографам, лишенным совести и представлений о приличиях,
изготовить и распространить непристойные изображения покойного.
- Но я дал это распоряжение еще до того, как узнал, кому принадлежало
тело! Я бы сделал для любого то же самое.
- Я знаю об этом, мне передал все Якомуцци. Но зачем же мне доводить
эту незначительную подробность до сведения прелата? Чтобы разуверить его в
том, что вам свойственно христианское милосердие? Это милосердие, дорогой
мой, приобретает тем большую цену, чем выше положение в обществе, которое