"Властители рун" - читать интересную книгу автора (Фарланд Дэвид)

7. Приготовления

Во второй половине дня в городе продолжалась подготовка к осаде. Первоначальная паника уже схлынула: смолкли испуганные крики, утих детский плач. Многие, особенно старики и больные, спешно покидали город, но немало окрестных фермеров предпочло укрыться за Внешней Стеной, оставив свои усадьбы на произвол судьбы. Такого столпотворения на стенах не наблюдалось уже четыреста лет — даже те, кто не мог сражаться, теснились там из любопытства.

По улицам бродили коровы, свиньи, овцы и куры. Крестьяне и солдаты гнали скотину в город, чтобы не бросать на поживу врагу, и обеспечить пропитание на случай затяжной осады.

На лугах перед замком уже не пестрели шелковые шатры. Южных купцов прогнали прочь, позволив им взять с собой лишь припасы в дорогу.

Тем временем на холме, к югу от города, уже начинали сосредотачиваться выступавшие из леса войска Радж Ахтена. Первыми на виду появились Неодолимые, рыцари в алых и золотых туниках, надетых поверх вороненых кольчуг или пластинчатых лат. Затем к ним присоединились великаны и боевые псы. Однако армия держалась у опушки, скрывая свою численность.

При появлении неприятеля защитники города захлопнули ворота: никто больше не мог ни войти, ни выйти, хотя Радж Ахтен еще не провел через лес свои боевые машины. Его солдаты спешно рубили деревья, чтобы сколотить лестницы и соорудить осадные башни.

Лучники и копейщики заняли места на стенах, механики стояли у катапульт. Король Сильварреста разослал гонцов в соседние замки, призывая подмогу.

Солдаты были готовы к бою, но в Башне Посвященных — в самом сердце цитадели — приготовления еще не завершились. Даже каменные стены стонали от боли, когда мужчины и женщины отдавали дары своему лорду.

Две сотни слуг и вассалов Сильварреста собрались там, чтобы предложить лучшее, чем они обладали.

Эрин Хайд, королевский способствующий, в сопровождении двух своих подмастерьев, проверял добровольцев, выискивая тех, кто был в избытке наделен силой, умом, жизнестойкостью и иными полезными качествами. К предлагавшим дары предъявлялись самые высокие требования. Прошедших отбор направляли к канцлеру. Неграмотным крестьянам он помогал заполнить договор, обещавший в обмен на дары пожизненное обеспечение и покровительство Сильварреста.

Вокруг пожелавших отдать дары толпились их родственники и друзья, пришедшие поддержать близких, которым вскоре предстояло превратиться в безумцев или калек.

На внутреннем дворе Башни собрались и те, кто уже давно посвятил дары своему лорду. В замке жило около полутора тысяч Посвященных: способные самостоятельно передвигаться, видеть и понимать увиденное пришли посмотреть обряд посвящения.

Иом хорошо знала многих из них, ибо помогала ухаживать за немощными. Сейчас здесь толпилась целая армия, сотни и сотни убогих.

Посреди двора, на серой каменной глыбе, восседал блистательный, словно солнце, царственный, как ночное небо в звездном венце, король Сильварреста. В полном вооружении, но с обнаженной грудью.

Те, кому еще предстояло отдать дары, лежали на низких топчанах, ожидая Эрина Хайда с его форсиблями и заклинаниями. А среди только что прошедших обряд расхаживал Биннесман, главный придворный целитель и травник. С лица этого низенького, сутулого человека в зеленом балахоне с вечно перепачканными травами и кореньями руками не сходила улыбка. Для каждого из новых Посвященных он находил доброе слово, а когда требовалось — и целебный ароматный настой.

Как знаток трав Биннесман не имел себе равных. Смешивая бурачник, иссоп, базилик и другие растения, он составлял снадобья, о которых ходили легенды. Снадобья, заживлявшие раны, даровавшие успокоение и укреплявшие мужество перед битвой.

Его ждали на стенах, но здесь нужда была более настоятельной. Обряд посвящения, мучительный и опасный, в некоторых случаях мог закончиться смертью. Здоровенный детина, отдавший дар мускульной силы, становился таким слабым, что первые несколько мгновений не билось даже его сердце. Гибкий, как лоза юноша, поступившись грацией, впадал во временный столбняк, не позволявший набрать в легкие воздуху. Учитывая все это, Биннесман не имел возможности отправиться на стены. Ведь король Сильварреста мог пользоваться даром лишь до тех пор, пока отдавший его Посвященный оставался в живых.

Принцесса тоже оказывала помощь в приготовлениях к обряду, тогда как ее Хроно бесстрастно наблюдала за происходящим, стоя в тени у стены. В настоящий момент Иом склонилась над топчаном, где лежала Девин, матрона, заботившаяся о ней с детства. Несмотря на вечернюю прохладу, эта рослая, крепкая женщина исходила потом — так велико было нервное напряжение.

— Девин, — раскатистым голосом обратился к матроне король. — Ты уверена, что готова на это?

Девин слабо улыбнулась, ее напряженное от страха лицо посветлело.

— Мы все готовы бороться, каждый по-своему, — прошептала она, и в голосе ее Иом услышала неподдельную любовь. Любовь к королю Сильварреста.

Главный способствующий встал между Девин и королем, примеряя свой форсибль. Похожий на железный прут для клеймения, магический жезл из красноватого кровяного металла достигал фута в длину и дюйма в сечении. На одном конце форсибля была выкована руна. Хайд мягко прижал этот конец к мясистой руке Девин.

Затем способствующий запел звонким, высоким голосом. Песнь его более походила на птичью трель, чем на звуки, издаваемые человеком. Слова произносились так быстро, что Иом едва могла их различать. То было заклинание, которое способствующие именовали «песнь силы». Одно из тех заклятий, что в сочетании с рунами на форсиблях вытягивали жизненные качества из Посвященных.

Символ на этом форсибле представлял собой изображение орла, держащего в клюве гигантского паука. Извилистые линии, составлявшие руну, различались по толщине и изгибались под необычными, но казавшимися естественными, углами. То был символ жизнестойкости. Девин всегда славилась здоровьем, она в жизни не знала, что такое хворь. Теперь се жизненная сила поддержит короля. Возможно, даже спасет, если он получит в бою опасную рану.

Способствующий продолжал свою песнь. Неожиданно звонкая трель сменилась горловым рычанием, походившим то ли на клокотание лавы, то ли на львиный рык.

Кончик форсибля начал светиться. Кровяной металл раскалился добела.

— Ой, — вскрикнула Девин. — Больно! Клянусь Силами, больно! Женщина отпрянула от обжигающей руны. Лицо ее исказило страдание, губы дрожали, спина изогнулась дугой, оторвавшись от топчана. Ручьями струился пот.

Иом надавила на плечи женщины, укладывая се на место. Мускулистый солдат схватил Девин за правую руку, чтобы она не могла нарушить контакт с форсиблем и свести на нет действие заклятия.

— Взгляни на моего отца, — воскликнула Иом, пытаясь отвлечь Девин от боли, — Взгляни на своего лорда. Он защитит тебя. Он любит тебя. Он всегда любил тебя, так же как и ты его. Ты только взгляни на него!

Принцесса бросила на способствующего яростный взгляд, и тот сдвинулся в сторону, чтобы не заслонять короля.

— Я боюсь, вдруг и ему больно, — рыдая пролепетала Девин, но все же повернулась и с любовью посмотрела на короля. Это было необходимо. Она должна была помнить, ради чего терпит эту страшную боль. Обряд требовал, чтобы в момент посвящения она желала отдать свой дар, желала больше всего на свете. И лучшим способом помочь утвердиться в этом желании было дать ей возможность видеть того, кому принадлежала ее преданность.

Король Сильварреста, мощного сложения мужчина лет тридцати пяти, с ниспадавшими на плечи каштановыми волосами и аккуратно постриженной курчавой бородой, сидел на камне посреди двора. Оруженосец держал наготове кожаный подкольчужник, надевавшийся под доспехи, но король оставался обнаженным до пояса, чтобы способствующий мог приложить к телу форсибль.

Канцлер Роддерман призывал лорда поскорее отправиться на стены, дабы вдохновить своим присутствием воинов, тогда как старый мудрец гофмейстер Инглоранс побуждал его остаться и получить как можно больше даров.

Сильварреста предпочел остаться. Он посмотрел в сторону Иом, поймал взгляд страдающей Девин и удержал его.

В настоящий момент лишь это и имело значение. Король отмел суетливость оруженосца, настойчивость канцлера, даже саму мысль о скорой и неизбежной битве. Глаза его полнились бесконечной любовью, бесконечной печалью. Они говорили Девин, что он знает, сколь велика приносимая жертва и ценит ее по достоинству.

Иом было ведомо, как ненавистен отцу этот опустошающий людей обряд. Лишь необходимость защищать подданных вынуждала его принимать дары.

И вдруг в Девин что-то неуловимо изменилось: видимо, ее жертвенное стремление достигло силы, необходимой для передачи дара. Рычание способствующего сменилось требовательными криками. Заклятие работало в полную мощь: раскаленный добела форсибль дрожал и изгибался, словно змея.

Девин пронзительно вскрикнула от невообразимой боли. Ей казалось, будто на нес давит какой-то чудовищный груз. Что-то уходило из нес, заставляя сжиматься, словно она уменьшалась в размерах. Воздух наполнился едким запахом обожженной плоти. Девин корчилась, силясь податься в сторону, но могучий солдат удерживал се на месте.

Девин отвернулась и стиснула зубы так, что прикусила язык. Кровь и слюна текли но ее подбородку. В глазах этой доброй женщины принцесса на миг увидела всю боль мира. Затем Девин лишилась чувств. У нес больше не осталось жизненной силы, чтобы сопротивляться боли и усталости.

Способствующий, узколицый человек с козлиной бородкой, оторвал пульсирующий форсибль от обмякшего тела и уставился на пламенеющую руну. Ее свечение отражалось в его черных глазах. Спустя мгновение, он затянул торжественную, ликующую песнь и обеими руками воздел жезл над головой. За раскаленным кончиком тянулся светящийся след, подобный тому, что оставляют падающие звезды. Способствующий пригляделся к полоске света, словно оценивая ее плотность и яркость и, распевая на ходу, направился к королю, ведя за собой неугасающий луч. Все замерли, боясь приблизиться к волшебному свету и нарушить связь, которая устанавливалась между лордом и Посвященной.

Остановившись перед королем, способствующий поклонился и приложил жезл к его груди. По мере того как пение становилось все более мягким и вкрадчивым, кровяной металл крошился, превращаясь в белесый пепел.

Наконец, белый свет погас, а остатки форсибля рассыпались в прах.

Иом с детства не принимала даров и не помнила, какие ощущения сопровождают этот обряд. Однако она знала, что если отдающий дар испытывает немыслимые страдания, то принимающий переживает столь же сильный восторг.

Лицо Сильварреста покрылось потом, глаза расширились и засверкали в почти безумном, радостном возбуждении. В каждой черточке его лица читалось невообразимое наслаждение.

Однако король остался на месте: ему достало сдержанности и такта ничем больше не выразить своих чувств.

Биннесман подбежал к Иом. Дыхание целителя отдавало анисом. Его одеяние — темнейшего, глубочайшего оттенка зеленого цвета — было соткано из странных волокон, походивших на размятые корни. Ткань источала аромат пряностей и трав, которые он держал в карманах. Трава была вплетена и в его волосы. Никто не назвал бы этого невзрачного мужчину с толстыми и красными, как яблоки, щеками красавцем, но как ни странно он обладал некой сексуальной притягательностью. Как только он оказался рядом с Иом, она невольно ощутила пробуждавшееся желание. Это раздражало, однако принцесса знала что Биннесман являлся Хранителем Земли. Всякий, находившийся поблизости от волшебника, непроизвольно испытывал воздействие магии плодородия.

Целитель опустился на колени и перепачканными руками нащупал пульс на шее Девин. Выглядел он встревоженным.

— Чтоб ему провалиться, этому никчемному способствующему, — пробормотал травник себе под нос, шаря в карманах своего заляпанного землей балахона.

— Что-то не так? — выдохнула Иом. Тихонько, чтобы никто не услышал.

— Хайд воспользовался Скоррелскими заклинаниями, слишком сильно опустошающими людей. В расчете на то, что я приведу их в порядок. Не будь здесь меня, Девин не прожила бы и часа — и он это прекрасно знает!

Биннесман был добрым, сострадательным человеком из тех, кто готов возиться с выпавшим из гнезда воробышком, или выхаживать попавшую под тележное колесо травяную змейку. Сейчас его небесно-голубые глаза сочувственно смотрели из под кустистых бровей на Девин.

— Ты ее спасешь? — спросила принцесса.

— Может быть, может быть. Но сомневаюсь, что спасу их всех. Он кивнул в сторону лежавших на топчанах Посвященных. Некоторые из них, отдав дары, находились между жизнью и смертью.

— Жаль, что прошлым летом король не нанял того способствующего из Веймотской школы.

Иом слабо разбиралась в различных школах способствующих. Задача их сводилась к тому, чтобы способствовать передаче даров с помощью форсиблей и заклинаний, но в этом искусстве существовало много направлений. Последователи каждого из них громогласно уверяли в превосходстве собственного метода. Мастерство постоянно совершенствовалось, различные школы разрабатывали новые приемы, и лишь глубокий знаток, знакомый со всеми их достижениями, мог судить, что лучше на сегодняшний день. Некоторые мастера добивались особых успехов в передаче лишь тех или иных даров. Хайд был силен в работе со зрением и обонянием — дарами, которые король считал очень важными для лесного королевства. Но с дарами жизнестойкости и, особенно, метаболизма, он справлялся хуже. К тому же, в отличие от многих способствующих, Хайд не имел обыкновения тратить огромные деньги на кровяной металл, чтобы ставить опыты на собаках и лошадях.

В конце концов Биннесман. нашел в кармане то, что искал. Достав свежий листок камфары, травник разорвал его и каждую половинку положил под ноздрю Девин. Пот на верхней губе женщины удерживал обрывки листа на месте. Затем из кармана появились на свет лепестки лаванды, какие-то коричневые семена и разные травы. Все это Биннесман прикладывал к разным местам. У старого волшебника было всего два кармана, битком набитых травами, но он не утруждался выворачивать их или даже заглядывать туда. Не иначе, как находил все нужное наощупь, по одному лишь прикосновению.

Иом бросила взгляд на другой топчан. Подмастерье мясника, здоровенный парень по имени Оррин, готовился отдать лорду свою мускульную силу. У принцессы защемило сердце. Возможно, этот полный любви, мужества и юношеской энергии паренек, отдав дар, уже никогда не сможет подняться с постели. Казалось несправедливым взять его жизнь в самом ее начале.

Однако в конечном счете парнишке грозили не большие опасности, чем ей самой. Если Радж Ахтен завоюет Гередон, а король Сильварреста погибнет, подмастерье получит свой дар обратно. Уступить дар второй раз не возможно, а потому он сможет вернуться к своему ремеслу. Но что в этом случае ожидает Иом. Пытки? Смерть?

— Нет, этот паренек знает что делает, — твердила себе принцесса.

Возможно, его выбор лучший, из всех возможных. Он снискал высокую честь, а его служение в качестве Посвященного возможно не продлится и одного дня.

— Так мало времени, — пробормотал Биннесман, обмазывая Девин целебными грязями и поднося их к ее губам. Женщина тяжело задышала, но каждый вздох давался с трудом и травник принялся помогать ей, надавливая на грудь.

— Не мешать мне, вот что, — буркнул Биннесман тоном, каким мало кто решался бы заговорить с принцессой. — А, чуть не забыл. Молодой человек — вон там. Ему приспичило с вами поговорить.

Иом подняла глаза на каменную лестницу, что вела на южную башню, где были установлены метательные машины. Стоявшая там Шемуаз призывно махала Иом рукой. За спиной Девы Чести маячил караульный в черном мундире.

— Нет у меня времени на такие глупости, — отрезала Иом.

— Иди к нему, — приказал отец. Он сидел в пятидесяти футах от дочери, но воспользовался Голосом, а потому слова его звучали так, словно он говорил ей на ухо. — Ты же знаешь, как давно я хочу объединить наши семейства.

Итак, он явился просить ее руки. Иом уже созрела для брака, а достойного жениха у нее не было. Правда пара сыновей мелких лордов пытались добиться ее расположения, но земли их отцов нельзя было и сопоставить с владениями дома Сильварреста.

Но станет ли принц Габорн делать предложение прямо сейчас, когда вот-вот разразится битва? Едва ли, — подумала принцесса. — А, стало быть, мне предстоит пустой разговор. Потеря драгоценного времени.

— Я слишком занята, — сказала Иом. — Чересчур много дел.

Отец устремил на нес печальный взгляд серых глаз. В этот момент он казался необыкновенно красивым.

— Ты утомилась, тебе надо отдохнуть. Вот и отдохни сейчас. Иди, поговори с ним часок.

Принцесса собралась было спорить, но заглянула отцу в глаза и смолчала.

— Поговори с ним сейчас, — прочла она во взгляде короля. — То, что ты можешь сделать здесь, ничего не изменит в предстоящем сражении.