"Итало Кальвино. Тропа паучьих гнезд" - читать интересную книгу автора

Вместо этого Пин стоит на четвереньках на пороге комнаты, босой, с
головой окунувшись в мужские и женские запахи, которые сразу же бьют ему в
нос. Он видит смутные очертания мебели, находящейся в комнате, кресло,
продолговатое биде, укрепленное на треножнике. Ну вот - с кровати начинает
доноситься прерывистое дыхание; сейчас можно ползти, стараясь производить
поменьше шума. Говоря по правде, Пин был бы даже рад, если бы скрипнула
половица, немец услышал бы и неожиданно зажег свет, тогда Пину пришлось бы
удирать, а сестра вопила бы ему вслед: "Скотина!" Ее услышали бы все соседи;
об этом заговорили бы в трактире, и он мог бы рассказать Шоферу и Французу
ночную историю с такими подробностями, что они поверили бы каждому его слову
и сказали бы: "Что поделаешь! Сорвалось. Не будем больше говорить об этом".
Половица действительно скрипит. Но сейчас скрипит почти все, и немец
ничего не слышит. Пин уже дополз до ремня. На ощупь ремень - вещь совсем
обыкновенная, ничего волшебного в нем нет; он соскальзывает с кресла до
ужаса легко и даже не ударяется об пол. Теперь "дело" сделано. Воображаемые
страхи становятся страхом реальным. Надо поскорей обмотать ремень вокруг
кобуры и запрятать под фуфайку, чтобы не запутаться в нем рукой или ногой; а
затем потихоньку ползти обратно и только ни за что на свете не высовывать
язык, потому что, если высунешь язык, может случиться нечто ужасное.
О том, чтобы вернуться к себе на кушетку и спрятать пистолет под
матрас, куда Пин прячет украденные на рынке яблоки, нечего и думать. Немец
скоро встанет, начнет искать пистолет и перевернет все вверх дном.
Пин выходит в переулок. Пистолет его ничуть не волнует. Запрятанный под
одеждой, он вещь как вещь, о нем можно забыть. Пину даже не нравится
собственное спокойствие. Ему хотелось бы, чтобы при одной мысли о пистолете
его охватывала дрожь. Настоящий пистолет! Настоящий пистолет! Пин пытается
завестись. У кого есть настоящий пистолет, тот большой человек. Он может
сделать все что угодно с женщинами и мужчинами, пригрозив, что пристрелит
их.
Сейчас Пин вытащит пистолет и пойдет, выставив его прямо перед собой:
никто не посмеет отнять у него пистолет, он на всех наведет страх. Однако
обмотанный ремнем пистолет по-прежнему спрятан под фуфайкой, Пин не решается
к нему прикоснуться. Он почти надеется, что, когда попытается его нащупать,
пистолета на месте не окажется, что он растворится в тепле его тела.
Самое подходящее место, чтобы рассмотреть пистолет, - укромный уголок
под лестницей, где ребята играют в прятки и куда попадает лишь косой свет
фонаря. Пин раскручивает ремень, открывает кобуру и вытаскивает пистолет
так, словно бы поднимает за шиворот котенка. Пистолет в самом деле большой и
грозный. Если бы у Пина хватило духу играть с ним, он сделал бы из него
пушку. Но Пин держит пистолет как бомбу. Предохранитель? Где же
предохранитель?
В конце концов Пин решается прицелиться, но остерегается класть палец
на спусковой крючок и только крепко сжимает рукоятку. Так тоже можно неплохо
целиться и наводить пистолет на что угодно. Сначала Пин в упор приставляет
пистолет к водосточной трубе, потом целит в свой палец, в свой собственный
палец, делает свирепое лицо, откидывает голову назад и говорит сквозь зубы:
"Кошелек или жизнь". Затем Пин находит старый ботинок и целится в него: в
каблук, в подметку; потом проводит стволом по швам верха. Получается очень
занятно: ботинок, предмет такой знакомый, особенно ему, ученику сапожника,
и - пистолет, вещь таинственная, почти нереальная; о встрече ботинка с