"Юрий Калмыков. Повеситься в раю " - читать интересную книгу автора

- Не совсем. Вчера Гвоздь психовал после твоего первого звонка.
Говорил, что Библия - это признак слабости. Предлагал переметнуться на
другую сторону. Но после второго звонка успокоился.
- Ему нельзя доверять. Слаб тот, кто мечется туда-сюда. Послезавтра,
когда сделаете дело, убей его.
- Хорошо, сделаю.
- И перед тем как убьёшь, передай ему привет от меня.
- Как скажешь, передам. Только зачем?
- Человек, Женя, должен знать, за что его убивают. Это благородно. Это
всё, что мы можем для него сделать. Мы - люди и всё должны делать
по-человечески.
Отдавая потом Новый Завет Станиславу, Самурай с должным почтением
произнёс:
- Сильная вещь Библия. Сколько она всего перекочевряжила!

ХЛАДНОКРОВНЫЙ УБИЙЦА

Самурай ушёл, а Альфред остался стоять на том же месте. И как бы застыл
на этом месте. Перед его глазами стояла хрупкая девочка, остолбеневшая от
ужаса, и непослушными руками развязывала синий бант. В это время Альфред
понял, что он должен убить Максимыча Стукача, что он хочет убить Максимыча
Стукача, что он убьёт Максимыча Стукача. Он это твёрдо знал, и ничье мнение
по этому вопросу его не интересовало. Он лишь немного удивлялся тому, что он
к этому почти равнодушен. У Альфреда наступила отрезвляющая ясность и
равнодушие - и к своей судьбе, и к судьбе Максимыча Стукача. Это было новое
чувство, которого Альфред никогда ещё в своей жизни не испытывал. Эта
ясность была чем-то само собой разумеющимся.
Если бы у Альфреда был какой-либо близкий друг, который бы умел читать
мысли и был бы сейчас рядом, то он, наверное, сказал бы Альфреду: "А у тебя
появилась какая-то непоколебимая уверенность!" На что Альфред ответил бы:
"Скорее всего, неуверенности теперь нет места, на самом деле так и должно
быть".
Войдя в свою палату, он понял, что безвозвратно изменился. Слетела вся
словесная чепуха. Осталось спокойное состояние без всяких мыслей. Если
раньше ум стремился всё комментировать, то теперь Альфред видел всё без
каких-либо комментариев своего ума.
Раньше Альфред бы начал рассуждать: "Можно ли лишать жизни человека,
каким бы злодеем он ни был? Когда в стране появится подлинное карающее
правосудие? Кто будет отвечать за миллионы репрессированных в стране? Сроки
давности... Амнистии... Когда появятся законы? Политическая воля...
Христианское милосердие... Историческая справедливость..." И эти рассуждения
никогда бы не привели к действию. Теперь была ясность, при которой можно
только действовать, не сомневаясь ни в чём. Теперь ум Альфреда из
рассуждающего превратился в действующий и занял своё законное место.
Альфред начал изучать обстановку. Важно было изучить всё, что
происходит в отделении. Занятый своими мыслями и переживаниями, Альфред за
всё время нахождения в больнице, ни разу даже не достал свои часы, которые
лежали в ящике его тумбочки. Теперь всё изменилось! Его заинтересовали и
распорядок дня, и дежурства медперсонала, и обычное местонахождение больных
в разное время суток, разговоры, слухи, передвижение больных, особенно