"Анна Иосифовна Кальма (Н.Кальма). Заколдованная рубашка (Историческая повесть) " - читать интересную книгу автора

варила нам мамаша Белли!
- А помнишь, как наш Павел показал гитлеровцам трубку в кулаке, а они
думали, это пистолет, и отдали ему оружие и сдались?..
- А помнишь папу Черви?
И тут наступает глубокая тишина, потому что люди помнят папу Черви,
старика, который воспитал семерых сыновей-героев. В доме его нашли приют
многие русские солдаты и вместе с сыновьями Черви ушли сражаться за
Италию.
А вот и сам папа Черви на экране. Он сидит в соломенном кресле под
раскидистым узловатым деревом. У него темное, загорелое лицо крестьянина и
руки, перевитые синими венами. Они много работали, эти руки, они держали
лопату и молот, оружие и ручонки детей. У папы Черви медлительный, но еще
звучный голос.
- Мне всегда говорили: "Ты могучий дуб, взрастивший семь ветвей. Эти
ветви обрублены, но дерево не погибло". Спору нет, сравнение красивое. Но
дело не только в дубе, дело в семени, из которого дуб вырос. А семя - это
идеи, которые движут человеком.
Длинная голая стена стрелкового полигона в Реджо-Эмилио. У этой стены
расстреляли семерых братьев Черви. Много их друзей-русских тоже осталось
спать вечным сном в итальянской земле. На кладбище Генуи лежит русский
кузнец Федор Полетаев - Поэтан, награжденный за геройство высшим военным
отличием Италии - Золотой Медалью. Он тоже был гарибальдийцем, этот
русский человек.
Но вернемся к тому, что было почти сто лет назад...


ПЕТЕРБУРГ

1. В ДОМЕ ГЕНЕРАЛА ЕСИПОВА

- Нялка, это ты там шебаршишься? - спросил сонный голос.
- Я, Сашенька, я, голубчик.
Дверь скрипнула. Скользнула почти невидимая в утренних петербургских
сумерках тень - няня Василиса.
- Проснулся, голубь мой?
- С кем ты там шепчешься, нялка? И который час? И какая погода на
дворе? И что нового в доме? - все еще сонно, как в детстве, спрашивал
Александр.
Было приятно еще понежиться в постели, знать, что на лекции
торопиться не нужно. Сегодня 31 декабря, канун нового, 1860 года, в
университете по случаю праздников занятий нет - стало быть, можно и
поваляться.
- Погоду бог дает самую новогоднюю: снегу намело - ужасть, да и по сю
пору всё метет. Час уже поздний - никак, десятый или больше, - не по
порядку докладывала няня. - В доме всё, слава тебе, господи, благополучно.
Только вчерась с вечера, как собирались его превосходительство к графу,
так на Василия очень гневались: зачем не то платье подал. Лютовали -
страсть! Василий так уж и приготовился быть сечену, да потом как-то
обошлось. Только приказали ему на глаза не показываться, Герасима позвали.
Александр закусил губу. Вмиг исчезли теплая дрёма, ощущение покоя.