"Н.Кальма. Книжная лавка близ площади Этуаль (Роман) (детск.)" - читать интересную книгу автора

5. ТРИДЦАТЬ ШЕСТЬ ПИСЕМ ЛИЗЫ КАРАЗИНОЙ

Письмо первое

Данька, Данька, что мне делать? Что мне делать? Ведь вижу - плохо,
очень плохо, может, даже уже и нет надежды, может, Александр Исаевич
просто так, в утешение мне, говорит, что должен быть перелом к лучшему. Но
я-то знаю, наверное знаю, что это я во всем виновата: недосмотрела,
упустила, не захватила вовремя! И еще знаю, что ты, когда вернешься, и
Сергей Данилович, когда вернется, будете думать, что это я виновата во
всем.
Сказать, конечно, не скажете, а думать будете. И, может, это навсегда
ляжет между нами. Но подумай сам, что я могла сделать?! Ведь когда мы
попали в облаву там, на Пушкинской, и когда ты меня вытолкнул и закричал
"беги", я просто ничего не поняла, послушалась тебя и опрометью побежала
домой. И, конечно, сразу же крикнула, что тебя забрали. Мама-Дуся только
ахнула, схватила твое пальто, сапоги, какую-то еду, и мы с ней помчались к
школе, куда вас всех загнали. Она даже платка не накинула, стояла в одной
кофточке, а холод, помнишь, был такой, что зуб на зуб не попадал. Стояли
мы так часов пять. Я ее обхватила, чтоб хоть как-то от ветра укрыть, но
она рассердилась, вырвалась. Сказала, что вас скоро будут выводить, что
она это слышала от верных людей, что надо успеть передать тебе вещи и еду.
Лицо у нее совсем посинело. Конечно, вас не вывели, а потом прошел слух,
что вас повезут на вокзал завтра с утра. Я насилу уговорила маму-Дусю
пойти домой. Дома сразу стало худо: ее затрясло, щеки загорелись. Я сунула
термометр - тридцать девять и шесть. Она начала бредить, все вскакивала с
постели, рвалась бежать - помогать тебе. И такая вдруг сила в ней
появилась, что я еле ее удерживала. Закутала ее в два одеяла, заперла в
комнате и побежала за Александром Исаевичем. А он, как нарочно, в
госпитале. Я думала, сойду с ума, покуда дожидалась. Но он пришел, и сразу
стало как-то спокойнее. Засопел, как всегда, прослушал красным своим ухом
спину, грудь, сам ее растер, дал лекарства (с собой принес). Ничего не
сказал тогда, но обещал приходить часто.
Сегодня ровно две недели, как взяли тебя и заболела мама-Дуся. Так и
не удалось увидеть тебя, передать тебе вещи. Может, если бы удалось, стало
бы легче маме-Дусе. Мучается она очень, что ты там в одной серой куртке и
летних полуботинках. И в бреду и когда в памяти - все об этом говорит.
Малюченки видели, как Петро и тебя и других ребят запихивали в закрытый
грузовик и повезли к вокзалу. Кинулись туда, но, покуда добрались, состав
уже ушел. И они тоже своему Петрусю ничего не успели передать.
Мне все не верится, что тебя нет. Вечерами жду: вот-вот раздадутся
твои шаги на крыльце и ты войдешь. Данька, неужели мы с тобой не увидимся
до самого конца войны? А сколько она продлится? Год? Два года? Десять лет?
Через десять лет я буду уже пожилая, ты понимаешь. Ну, хватит об этом.


Письмо второе

Сегодня выбегала на минуточку подышать воздухом, пока Таиса сидела у
мамы-Дуси. Прошлась мимо музея. Туда, говорят, немцы собирают тех, кто