"Игорь Калинаускас. Жить надо!" - читать интересную книгу автора

лани, и все замечательно получалось. Я еще раз напоминаю: в Киеве схо-
дите в Софию, посмотрите на первоначальные росписи, сравните с тем, что
сейчас. Была ведь эта полнота. Было ощущение необходимости од-
номоментного сосуществования и взаимного бесконечного развития этих двух
начал - бытия и смысла. И как постепенно уничтожалось бытие. Последний
всплеск- это эпоха Возрождения, когда идея духа соединилась с античной
идеей бытия. Произошла встреча христианства и античности. Получилось
Возрождение. А потом опять страшно стало. И я думаю, что мы как бы в
преддверии своего Возрождения, своего возвращения к полноте бытия.
Своего понимания единства двух великих правд - бытия и смысла. Потому
что если не это, то смерть. Чернобыль. Аральское море.
Поэтому когда вы общаетесь с теми или иными текстами, читаете слова
великих мудрецов человечества, нужно быть внимательными к себе, чтобы
автоматически не отсекать все, что "не имеет отношения" к духу. От
действительного духа до того, что мы теперь этим называем, - большая
дистанция. Душок такой от нашего духа остался. И вот тогда более или
менее становится ясным это удивительное противоречие: казалось бы,
человек, человечество становится все более сильным, все более знающим,
все более мугущим, - а в действительности все более слабым. Страх заме-
нил радость бытия. А страх и ложь - близнецы-братья, кто более матери
истории ценен? Мы говорим страх - тут же возникает ложь. Мы говорим ложь
- тут же возникает страх.
Конечно, если говорить позитивно, то есть пытаться ответить на наш
любимый вопрос "А как с этим жить?", то все становится еще сложнее, чем
на уровне осознавания. Осознать это трудно, вы это прекрасно уже
понимаете, а уж реализовать-то тем более. Я не думаю, что мы в течение
жизни одного поколения сумеем сделать сколько-нибудь значительный шаг в
эту сторону, в смысле реализации. Но думается мне, что в течение жизни
нашего поколения, то есть тех, кто сейчас живет, можно сделать
значительный шаг в сторону осознавания. И прежде всего не проповедью, а
собственными усилиями приблизиться в своей обыденной жизни к такому ка-
честву, в котором равноправно присутствуют обе эти правды. Это, конечно,
поначалу очень страшно. Это требует очень больших усилий и квалификации,
дабы каким-то адекватным способом передавать и объяснять другим людям,-
ведь, как известно, при усмотрении истины слова не нужны, слова нужны,
чтобы эту истину передать другому. И следует понять, что такое решение,
такая попытка влечет за собой фундаментальное переустройство всей повсе-
дневной нашей жизни. Фундаментальный пересмотр самого отношения к жизни
и к себе самому. Но беру на себя смелость сказать, что это главный
духовный подвиг нашего времени. Вот я мысленно ставлю рядом своего
Мастера и Флоренского. Один - суфийский Мастер, в своих смешных формах,
смешных для европейского человека, со своей игрой в незнание русского
языка, со своими акцентами и суфийской традицией использовать снижение
до упора. Другой- православный священник, мыслитель, ученый, утонченный
красавец, "византиец", как его поругивали внутри церкви. Один на своем
утонченном, рафинированном, глубоко философском языке формулирует эту
великую правду о человеке, о том, что человек - это две правды: правда
бытия и правда смысла. А другой, пустив чашу по кругу, смеясь, говорит,
когда его спрашивают - "Что самое главное?" - "Жить надо". И они из
одного места.