"Сергей Каледин. Стройбат (Повесть)" - читать интересную книгу автора

"Какая ж это умная голова придумала, - сокрушался Лысодор, - создать в
Городе неуправляемую часть. Больше тыщи головорезов! В Городе! Посреди баб,
детишек... При Сталине бы..."
А кто их слушать будет? Один майор, другой старшина. Не сообразили
после войны, куда податься, вот и застряли в стройбате. Сиди теперь в
каптерке да начальство втихаря поругивай...
После обеда Костя сразу заснул и очнулся только к вечеру совершенно
трезвым. Помотал головой: не кружится. Не подташнивает, пакость во рту
исчезла. Ожил.
Костя засел в бытовку и начал сосредоточенно загонять в погон
гимнастерки фторопластовую пластину, чтоб плечи не обвисали. Чего другого, а
фторопласта в Городе навалом - нефтекомбинат под боком. Крупнейший в Европе.
Все в этом Городе через наоборот. И нефтекомбинат - чистый яд - чуть не в
центр Города воткнули. Ветерок подует, да и ветерка не надо, и при хорошей
погоде до Четвертого поселка достает. И дети рахитами рождаются, гражданские
сами говорят. Как эта пьеса-то называлась? Про комсомольцев... "Иркутская
история"? "Город на заре"?.. Чего-то в этом роде. Город, кстати, не
комсомолисты строили, а зэки - обыкновенные, нормальные зеки.
Костя тыкал белую маслянистую ленту в погон, лента не лезла. До
половины дошла и уперлась. Костя легонько резанул по напрягшимся швам
перочинным ножичком. Ножичек у Кости особый, выпрыгивающий, в брюшину кому
засадить - ништяк, наверное. Коля Белошицкий подарил на рождение.
Коля Белошицкий до посадки шофером работал в городском парке. Раз в
день приехал, листья нагрузил - и на свалку. А машина без дела не стояла,
работала. Вот и заработал Коля на ней пять лет. Но Коля себе цeну знал и
приговора не испугался: уверен был, что выйдет "по половинке". Рассказывал,
у него и в лагере полная свобода была. Ни подъема, ни отбоя. И приехал в
зону пересуд. И надо же, узнала Колю баба-судья, та, что его в Одессе
судила. Припомнила ему, как он, под следствием, в тюрьме брагу в
огнетушителях изготовлял. Так и отсидел Коля пять лет. От звонка до звонка.
Правда, после этого на государство уже ни дня не работал. И здесь, в армии,
- тьфу, в стройбате, - не работает. Числится киномехаником, а так и не
найдешь: то в роте ночует, то в кинобудке, то в поселке у бабы... Кино за
него молодой крутит. На вечерних поверках Колю уже и выкликать перестали.
...Со стен бытовки круглоглазые, стриженные под довоенный полубокс
солдатики учили Костю шить, штопать, латать и гладить обмундирование,
показывали, как надо оборачивать на ночь сапог портянкой для просушки
последней. Раньше Костя недоумевал: зачем белую портянку на голенище
наматывать, оно же в гуталине? Ан нет, прав был довоенный солдатик:
начищенный сапог не марался. А вот мазь в жестяной посудине перед их ротой
маралась. Поначалу жаловались на нее Буряту (он мазью заведовал): мол, и не
мажется, к сапогу шмотками цепляется, и щетка в колтун. А Бурят свое
талдычил: "Мазя утвержден в моськовский институт". И все дела.
А как сам Бурят, младший лейтенант Шамшиев, оказался в армии - одному
Богу известно. Приперся он сюда с женой, перекошенной какой-то, с четырьмя
детьми мал мала меньше. За неимением другой жилплощади Быков поселил его в
санчасти. Перед санчастью теперь на веревках все семейство сушится: лифчики
голубые, трусы Бурята, детское... Хорошо хоть старших двоих на пятидневку
взяли, при нем только грудной да еще рахит лет двух. В дни получки Бурят
старался носу из санчасти не высовывать: пришибут ненароком по бухоте. Быков