"Эва Качиркова. Предсказание прошлого " - читать интересную книгу автора

на картине, губами. Только тут до меня дошло, что над всеми мирными запахами
в этой мастерской царит запах стреляного пороха...
Внизу под окном раздался звонкий голос: "Эй, вы там?" На лестнице
зазвучали легкие шаги.
Ганка посмотрела на меня, и улыбка на ее разрумянившемся от бега лице
сменилась вопросительным выражением. Шагнув мне навстречу, она скользнула
взглядом вниз и охнула. Мгновенно, без колебаний кинулась к лежащему на
полу. Ударилась боком о перевернутый стул, но даже не заметила этого.
- Дядюшка, дядюшка Луис! Что с тобой? - испуганно запричитала она.
Попыталась взять его за руку и тут же отпустила. Рука тяжело и бессильно
упала на впалую старческую грудь.
- Оставьте его, - тихо сказал я. - Он мертв.
Ганка окаменела. Спустя минуту-другую подняла на меня недоуменные глаза
и прошептала:
- Это неправда... Он, наверное... Ему стало плохо. Позовите врача...
или нет... у вас ведь машина... Да помогите же мне! - Она приподняла голову
покойного.
- Не трогайте его! - резко остановил я ее. - Нужно позвонить в милицию.
Врач уже не поможет. Вашего дядю застрелили.
Не следовало бы мне так с ней говорить. Она с ужасом уставилась на свою
испачканную кровью руку. Висок повернутой в сторону белой головы зиял
страшной раной - выстрел был явно сделан из небольшого пистолета.
Ганка Дроздова, побелев как мел, повалилась на пол возле своего
мертвого дяди.
Солнце вынырнуло над вершинами сосен, и красная стена дома заполыхала,
точно печь для обжига кирпича. Скошенная трава, подсыхая, источала
дурманящий, навевающий дрему аромат. День шел к полудню, июньскому полудню,
жаркому даже здесь, в тенистом лесном уголке. В Праге, должно быть, сейчас
невыносимо.
Я закурил сигарету. В такую жару она отдавала лекарственной травой.
Пройдя вдоль стены, я завернул за угол к затененной, обращенной к шоссе
стороне дома.
Контраст между тенью и солнцепеком был столь разителен, что у меня
словно мороз прошел по коже. А может, пробрало от бдительного взгляда
милиционера в форме, охраняющего калитку в деревянном заборе? За ней, точно
айсберг, сияла бело-голубая милицейская машина. Моя пестровыкрашенная
"шкода" рядом с ней выглядела просто подозрительной дешевкой.
Впрочем, и я показался им подозрительным. Во всяком случае, именно так
со мной обращались. В отличие от барышни Дроздовой. Ей позволили вернуться в
каморку, где среди своих игрушек безжизненной куклой лежал ее дядюшка, а
меня оттуда выставили. При этом строго-настрого предупредили: по саду не
ходить, ничего не трогать - короче говоря, приперли к стенке. Вот я ее и
подпирал почти в буквальном смысле слова.
Я сидел на невысоком заборчике, окаймляющем въезд в гараж. Через
вентиляционное отверстие тянуло бензином. Перемахнув барьерчик, я подошел к
зарешеченному оконцу в двери гаража. Внутри белела малолитражка и сверкали
рукоятки мотоцикла.
- Ничего не трогайте! - рявкнул милиционер, не успел я взяться за
дверную ручку. Тут же из-за угла вынырнул человек, который минут сорок назад
представился нам как поручик Павровский.