"Владимир Качан. Роковая Маруся (Театральная повесть)" - читать интересную книгу автораНастало время рассказать о Машином муже; их доме и их круге; обо всем этом "высшем свете", чтобы стали понятны и бриллианты, и ее образ жизни, и некоторые особенности ее характера. Муж Маши был известным музыкантом, скрипачом. Ансамбль, в котором он играл, шесть-семь месяцев в году гастролировал за рубежом, поскольку классическая музыка там пользуется гораздо большим спросом, чем здесь, и, значит, Машин муж объездил уже почти весь мир. Впрочем, им иногда приходилось радовать своим искусством и жителей Тюмени или Брянска. Это был крупный мужчина с широким тазом, узкими плечами, а также с большими, пухлыми и всегда теплыми руками. Он всегда был очень приветлив и при встрече всех целовал, даже если вчера с этим человеком виделся. А если не целовал, то неизменно протягивал вялую руку для рукопожатия, и пожимать эту руку было так же приятно, как связку подогретых сарделек. У него было белое, плоское, слегка оплывшее и всегда улыбающееся лицо с узкими щелками глаз, и поэтому он напоминал мне японскую гейшу на заслуженном отдыхе. Я никогда не был знаком ни с одной японской гейшей, но мне почему-то всегда казалось, что если Митю нарядить в цветастое кимоно, соорудить на голове прическу и дать в руки чашечку сакэ, то и получится типичная стареющая гейша, которой явно есть что вспомнить, но которая никогда об этом не расскажет. Митя - так его звали все, и в этом театре тоже, когда он подвозил сюда Машу на "мерседесе". "Мерседес" в Москве тогда был редкой машиной, не у каждого был знакомый с "мерседесом", а Митя был знакомым всех артистов этого театра. Для нищих артистов он был человеком другого специальные магазины; его пухлую руку пожимали Ростропович и Рихтер, поэтому многие считали за честь, когда Митя, подвозя Машу, нередко вылезал из машины поздороваться и поболтать с артистами: "Что-то устал. Вчера только из Аргентины. Тяжелый перелет. Застряли в Париже на сутки". (Хотя как это можно застрять в Париже?..) Для всех он был Митя, а для Маши - Митричек, так она (и только она) его звала. В глаза и за глаза - только Митричек: "Сегодня не могу, очень жалко, но не могу, сегодня Митричек улетает в Японию, мне надо пораньше быть дома". А еще они звали друг друга "лапа" и "малыш". Обращение "малыш" плохо вязалось с Митиным обликом, но им так нравилось, что уж тут поделаешь, спасибо, что не "пупсик" и не "зайка". Но когда я слышал эти "малыш" или "лапа", полные прилюдной ванильной нежности, у меня ломило зубы и вся нервная система вопила: "Не на-а-адо!" Как-то раз я был приглашен к ним в гости. Гости собрались по поводу годовщины смерти Митиного отца, тоже известного музыканта. Мне открыл Митричек и сразу поцеловал, я не успел увернуться, потому что мое внимание было поглощено дверью из тяжелого металла с серебряной отделкой. На двери была табличка из белого опять же металла с фамилией, а в двери - минимум пять замков. Наверное, это все было правильно, потому что, если бы какой-нибудь домушник проник в эту квартиру, он бы не даром поработал. Однако такая затея была бы обречена: при одном взгляде на эту дверь |
|
|