"Красотки из Бель-Эйр" - читать интересную книгу автора (Стоун Кэтрин)

Глава 2

– Возлюбленные чада! Мы собрались здесь…

Здесь. Ванесса Гоулд одобрительно улыбалась, вслушиваясь в знакомые слова свадебного обряда, и думала о том, какие определения она использует в своей колонке в понедельник.

Все обычные клише и превосходные степени, не колеблясь решила она. Клише и превосходные степени были ее старыми друзьями – надежными, удобными, проверенными временем. Взгляд Ванессы устремился в небо, поверх возвышавшихся сосен, и она мысленно отметила: безупречно лазурное небо. К этому она добавила: ласковый океанский бриз, аромат тысячи дивных роз, торжественные обеты, данные под отдаленное воркование голубей и мягкий плеск золотистого шампанского, льющегося из серебряного фонтана.

Сидя в четвертом ряду на стороне невесты, в этом прелестном месте, напоенном ароматом роз, Ванесса решила посвятить этой свадьбе свою понедельничную колонку «Все, что блестит». Решения принимала Ванесса. «Все, что блестит» принадлежала ей вот уже последние сорок лет.

– Согласна ли ты, Мэг…

Мэг. С любовью глядя на невесту, Ванесса улыбнулась гордой и нежной улыбкой матери. Не матери, напомнила себе Ванесса. Скорее бабушки!

К моменту рождения Мэг Монтгомери Ванесса уже прочно утвердилась в Голливуде как первоклассный автор колонки, посвященной знаменитостям. Ванесса и сама была знаменитостью, ее побаивались и почитали как хроникера бурных и сказочных жизней и любовных историй богатых и известных людей. Война сделала ее вдовой, детей у нее не было, и Ванесса уже давно оставила надежду обзавестись собственной семьей. Весной 1960 года она переехала в Бель-Эйр и поселилась в бунгало на Сент-Клод. Акр пышных садов отделял новый дом Ванессы от поместья Монтгомери, а по ту сторону извилистой дороги располагалась усадьба Фитцджеральдов.

Ванесса была с радостью принята своими новыми соседками – Джейн Монтгомери и Патрицией Фитцджеральд. Лучшие и необыкновенно богатые подруги, Джейн и Патриция были на пятнадцать лет моложе Ванессы. Обе они прекрасно знали, какую ответственность накладывает богатство, и были относительно невосприимчивы к опасностям, которые подстерегают недавно разбогатевших и внезапно ставших известными. И Джейн, и Патриция были заинтригованы провокационной колонкой Ванессы и нисколько не боялись выставлять свою жизнь напоказ.

Через год после приезда Ванессы в Бель-Эйр у обеих молодых женщин родились дочери. Мэг Монтгомери появилась на свет без осложнений, третий ребенок из пяти, а вот за Эллисон Фитцджеральд пришлось побороться. Врачи сказали, что Шон и Патриция никогда больше не смогут иметь детей. Эллисон стала их драгоценным единственным ребенком.

Благодаря своей дружбе с Джейн и Патрицией Ванесса Гоулд обрела огромное удовольствие и бесконечную радость наблюдать, как две очень живые девочки – Мэг и Эллисон – превратились в красивых молодых женщин.

Невеста, Маргерит Монтгомери, была удивительно хороша в платье цвета слоновой кости от… Ванесса слегка прищурилась, вспомнив, как вчера днем подтрунивала над ней Джейн Монтгомери. «Рассмотри хорошенько платье, Ванесса. Уверена, ты узнаешь модельеров!» Разумеется, она узнала. Платье Мэг было, без сомнения, создано Дэвидом и Элизабет Эммануэль, британской парой, авторами сказочного платья, которое было на леди Диане Спенсер в день ее бракосочетания с принцем Уэльским. Свадебные платья для принцесс… для Дианы, для Мэг.

Мэг училась в привилегированной Уэстлейкской школе для девочек, а год назад окончила Колледж Барнарда. Находясь в Нью-Йорке, она встретила своего жениха, Кэмерона Эллиотта из Гринвича, штат Коннектикут. Кэмерон являлся вице-президентом инвестиционной фирмы «Эллиотт и Лоув» на Уолл-стрит.

– В счастье и несчастье…

В несчастье. Мэг и Кэм будут процветать в счастье и выживут в несчастье, решила Ванесса. Мэг и Кэм были великолепной парой. Молодец Мэг, она нашла счастье и любовь.

Взгляд Ванессы переместился на другую девочку, за чьей жизнью она наблюдала с таким интересом и участием. Почему Эллисон разорвала помолвку с Дэниелом Форестером? Они тоже были идеальной парой – Бель-Эйр и Хиллзборо, наследница торговца недвижимостью и наследник газетного магната, с той и с другой стороны старые деньги, очень милая молодая женщина и очень милый молодой человек…

Ванесса была уверена, что у Эллисон имелись на то причины. Гибкая, тоненькая, игривая девочка превратилась в поразительную красавицу, но, вероятно, так и не переросла и никогда не перерастет сильную волю и решимость, которые сделали ее чемпионкой. Возможно, Эллисон искала то, что сможет заменить ей разбитые мечты. И может быть, как раз вовремя обнаружила, что Дэниел Форестер не мог стать той самой заменой.

– В богатстве и бедности…

В бедности. Для участников данного бракосочетания этот вопрос даже не стоял. Да и для всех собравшихся, коль на то пошло. Ванесса мысленно прошлась по гостям и прикинула, кто же из них самый богатый. Ответа она, разумеется, найти не могла, но занятие это тем не менее оказалось увлекательным. И Ванессе все время приходило на ум одно и то же удивительное имя… Уинтер Карлайл.

Когда пять лет назад умерла Жаклин Уинтер, все унаследовала ее восемнадцатилетняя дочь. Все, включая украшения от Тиффани, Уинстона и Картье – тысячи каратов бриллиантов, изумрудов, рубинов и сапфиров, подарки восхищенных любовников, и бесценные произведения искусства, тоже подарки, и прекрасное поместье на Белладжо, и миллионы долларов, заработанные Жаклин, но так и не потраченные, потому что ее мужчины, всегда богатые и влиятельные, обеспечивали ее, и то, что оставил Лоренс Карлайл. Никто толком и не знал, какое состояние приобрела за свою блистательную и трагическую жизнь Жаклин, но оно было огромным и теперь принадлежало Уинтер.

Ванесса тихо вздохнула, гадая о той боли, которая прилагалась к несметным богатствам Уинтер. Ванесса с большой долей уверенности могла предсказать, что жизни Мэг Монтгомери и Эллисон Фитцджеральд сложатся счастливо. На них может обрушиться трагедия, как это было с Эллисон, но фундамент любви, созданный их родителями, поможет им снова встать на ноги. И с той же долей уверенности Ванесса предвидела только несчастья в жизни Уинтер Карлайл. Да и могло ли быть по-другому? Насколько могла судить Ванесса, фундамент жизни Уинтер был столь же прочен и надежен, как зыбучие пески.

– Оставив всех других…

Других. И неспособность и невозможность оставить их. Неизбежная трудность этого города. Мэг и Кэм избегнут этого круга злобы, предательства и печали, решила Ванесса. Они дали свои обеты и сдержат их. Ванесса также надеялась, что Мэг и Кэм сдержат свое обещание и пропустят обряд принятия поздравлений от вереницы гостей. Традиция – это, конечно, одно, но теплый июньский день, четыре сотни гостей и ее семидесятидвухлетние ноги – это другое.

– Можете поцеловать невесту…

Ванесса подмигнула Мэг, которая, сияя, шла вместе с мужем по отмеченному атласными лентами проходу.


– Мэг, церемония прошла чудесно. – Эллисон приобняла подругу. – Ты была небесно хороша. Какое платье!

– Спасибо! Все прошло хорошо, правда? Я ужасно боялась, вдруг что-нибудь будет не так.

– Ничего такого не случилось.

– Да.

Мэг улыбнулась счастливой улыбкой, глядя на блестящее золотое обручальное кольцо, уютно устроившееся на безымянном пальце над бриллиантом в три карата. Ее улыбка чуть померкла – слабое, слабое облачко набежало на горизонт, когда ее взгляд поймал отблеск золота в сочетании с грубым хлопком.

– Я что-то не уверена в этом фотографе, Эллисон.

Эллисон ободряюще улыбнулась, хотя она тоже не была уверена. Эмили, несомненно, старалась. Она храбро перемещалась между богатыми и знаменитыми, затрачивая на каждую фотографию немало времени, терпеливо дожидаясь, пока глаз увидит то, что ей хотелось. Эмили не разговаривала с гостями, не улыбалась им. Она просто тщательно фотографировала, а взгляд серых глаз оставался серьезным и сосредоточенным. Время от времени внешний вид Эмили привлекал внимание, и кто-нибудь поднимал бровь или хмурился – кто это? как она посмела? – но тут же благополучно забывал о ней в сиянии и блеске приема.

– По-моему, она хорошо делает свое дело, – с надеждой проговорила Эллисон, следя за взглядом Мэг, направленным на Эмили. – Кого это она сейчас фотографирует?

– Роба Адамсона. Удивительно, что ты его не знаешь, Эллисон. Он владелец журнала «Портрет», переехал сюда из Нью-Йорка два года назад. Рядом с ним Элейн Кингсли, она адвокат звезд.

Эллисон узнала Элейн. Элейн была знакомым лицом, незаменимым атрибутом жизни знаменитостей Лос-Анджелеса. Акула, хорошо замаскировавшаяся под пескаря, как точно заметила однажды Уинтер. Сочетая облик невинной красавицы южанки с мягким, протяжным выговором Ривер-Оукс, Элейн создала образ, который вводил в заблуждение и поражал собеседника, пока она успешно вела переговоры по самым сложным в Голливуде контрактам в кино и на телевидении.

В Робе тоже было что-то явно знакомое.

– Интересно, могла ли я знать Роба раньше? Он из Нью-Йорка?

– Из Гринвича. Они с Кэмом знакомы сто лет. В Экзетере и в Гарварде они жили в одной комнате.

Если Роб и Кэм друзья детства, значит, Робу тридцать и он на семь лет старше Эллисон. Разница в семь лет – это уже другое поколение. Казалось почти невозможным, чтобы их пути могли пересечься.

Разумеется, Эллисон жила в Гринвиче, но в течение всего лишь года, когда ей было пятнадцать. В тот год она посещала Гринвичскую академию для девочек – привилегированное закрытое учебное заведение, известное своим высоким уровнем преподавания, и особенно по верховой езде. Тренер по конкуру был в академии очень хорошим, но сам год – ужасным. Эллисон тосковала по дому, а родители – по дочери. Даже Смокингу надоело его стойло, решила Эллисон. Ее стройный, черный с белым чемпион скучал по удобствам своего великолепного денника в Охотничьем клубе Бель-Эйр.

Формально Эллисон жила в Гринвиче, но на самом деле не видела ничего, кроме поросшего дубами и соснами кампуса академии. Когда не было лекций и не нужно было сидеть в дортуаре после отбоя или во время самостоятельной подготовки к занятиям, Эллисон пропадала на конюшне. Мальчиков, вообще мужчин, даже гостей, в Гринвичской академии не было.

Так что где бы Эллисон ни встретила Роба Адамсона, это было не в его родном городе. Но ведь где-то это было… Она была уверена. Эллисон на время отвела глаза, чтобы Роб не почувствовал, что на него смотрят, и чтобы подготовить мозг к свежему взгляду. Затем она снова вернулась к глазам цвета океанской синевы, темно-каштановым волосам и высоким аристократическим скулам, и лицо ее прояснилось, словно из-за непроницаемой тучи появилось солнце. Она вспомнила.

Роб был высоким, крепким и красивым, а она была маленькой, хрупкой и милой, но сходство было несомненным.

– Я знала его сестру Сару. Она была в двенадцатом классе, когда я была в десятом в Гринвичской академии. Интересно, как она…

– Она умерла, Эллисон, – перебила Мэг.

– Умерла? Да ты что?

Память, воссоздав образ, возродила и воспоминания о Саре, а с ними пришли чувства, теплота…

Слова Мэг пронзили теплоту ледяной струей.

– Ее убили.

Из голоса Мэг исчезла характерная драматичность, он стал плоским, зловещим, мертвым.

– Убили? – тихим эхом откликнулась Эллисон.

– Она вышла замуж за охотника за наследством. Адамсоны уверены, что он ее убил. Не знаю всех подробностей, я даже не уверена, знает ли их Кэм, но это было убийство, которое не выглядело как убийство, – умное, совершенное преступление. Не было ни доказательств, ни свидетелей.

– Значит, он не в тюрьме?

– Нет. Даже суда не было. И никакого публичного скандала. Он богат и свободен и, вероятно, не совершит подобного снова, потому что стал еще богаче на Бродвее.

– Он актер?

– Нет. А может, и да. Может, именно так он и заставил Сару стать его женой – сыграл роль, очаровал и соблазнил ее. В любом случае сейчас он, судя по всему, пишет и ставит пьесы.

– Как его зовут?

– Не знаю. Если Кэм и знает, мне он не говорил.

– Но Адамсоны считают, что он убил Сару?

– Да, – мрачно ответила Мэг. – Но они ничего не смогли доказать.

– Это ужасно! – Эллисон больше не смотрела на Роба, но запомнила его лицо и подумала о том, какие муки скрываются за этим внешним спокойствием.

– Кэм уверен, что Роб именно поэтому перенес «Портрет» из Нью-Йорка в Лос-Анджелес. Он просто не может находиться поблизости от этого человека.

– Мрачная тема для счастливого дня, – виновато прошептала Эллисон.

– Пожалуй, к лучшему, что ты спросила про Сару меня, а не Роба.

– Думаю, да.

Эллисон и Мэг замолчали, прислушиваясь к звукам дня – смеху друзей, нежному перезвону хрусталя, плеску шампанского, мелодиям песен о любви – и желая, чтобы счастье смыло печаль. У Мэг это получилось быстрее, чем у Эллисон.

– Пойду поищу своего мужа. Мы все пытаемся побыть вместе, но нас постоянно разлучают! – Мэг встала на цыпочки и окинула взглядом море богатых и знаменитых. – Не вижу его. Но если говорить о роскошном мужчине, с каким я не захотела бы расстаться, не будь я гордой обладательницей обручального кольца… С кем это Уинтер? Или, точнее, в настоящий момент без?

На этот раз Уинтер увели от него две «старые подруги по Уэстлейку», которым необходимо было «сказать ей что-то важное». Уинтер бросила прелестную извиняющуюся улыбку, и Марк в ответ легко рассмеялся.

Конечно же, ему хотелось побыть с ней наедине, но это случится позже, после приема. А пока он все больше узнавал ее, наблюдая в естественной среде обитания – среди богатых, известных и эффектных.

Серьезная девушка, которая задумчиво хмурилась над учебником по нейрохирургии, задавала умные, проницательные вопросы и застенчиво спрашивала о чудесах, исчезла. И на ее месте возникла пленительная и уверенная в себе деловая женщина. Уинтер очаровала их всех, даже самых известных и важных. Мужчины летели к ней, как мотыльки на яркое пламя, и женщины тоже хотели искупаться в исходивших от Уинтер золотых лучах, но довольствовались лишь ее тенью. Если мужчины и обращали внимание на Марка, то считали, что он, как и они, просто один из бесконечной череды покоренных этой чувственной женщиной, которая манила, как шелковые простыни на постели под балдахином, но не давала никаких обещаний.

Марк тоже привлекал восторженные взгляды. Даже сегодня он слышал знакомый театральный шепот: «впечатляющий», «кольца нет», «какие глаза». Марк тоже был способен играть, пленять и очаровывать. Он играл в эту игру с таким же блеском, что и Уинтер, и, как и она, завоевывал, завязывал отношения и заканчивал их, в одиночку решая, когда начать и когда ставить точку.

Оба они были специалистами в игре, которая обеспечивает близость без чувств, секс без любви, товарищество без обязательств; эта игра велась на очень безопасном расстоянии от сердца, и на то были причины.

О своих причинах Марк знал, ему были интересны ее. Марк гадал, кто она, почему здесь и будут ли они играть или уже переступили через эту грань.

Кто бы она ни была, сейчас Уинтер смотрела на него, посылая сияющими фиалками призыв о помощи. Марк взял с серебряного подноса два бокала шампанского и сквозь толпу направился к ней.

– Спасибо, – прошептала Уинтер, когда Марк до нее добрался. Она повернулась к своим «старым подругам по Уэстлейку» и сказала: – Я обещала показать Марку клуб.

Уинтер бросила им прелестную извиняющуюся улыбку и повела Марка вниз по короткой кирпичной лестнице, прочь от толпы.

– Я захватил шампанское на тот случай, если во время обхода мы натолкнемся на какие-нибудь умирающие от жажды розы, – сказал Марк, когда они остались одни.

– Значит, ты заметил?

Конечно, он заметил. Заметил и удивился. Уинтер отпивала или притворялась, что отпивала, из всех четырех бокалов шампанского, которые побывали у нее в руках за это время. Но большую часть дорогого игристого напитка она непринужденно выливала под розовые кусты, когда наклонялась, чтобы полюбоваться изумительными цветами.

– Заметил… И заметил, что тебя это смущает. – И быстро пришел ей на помощь: – Итак, где мы сейчас находимся?

– Мы на якобы уединенной террасе в поливаемом шампанским розовом саду.

– А… И где же гончие?

– Никаких гончих, никаких лис и звуков охотничьих рогов, никаких наездников в красных куртках, скачущих по туманным охотничьим угодьям.

– Что же это тогда за охотничий клуб?

– Самый лучший – все прекрасные традиции, но без охоты. Клуб был основан несколькими британскими продюсерами и режиссерами, которые снискали славу и составили состояние в Голливуде, но все равно тосковали по милой Англии – лошади, прогулки верхом по сельской местности, королевская власть, поздние завтраки с шампанским, официальные балы, йоркширский пудинг… – Уинтер остановилась, чтобы перевести дух.

– Это очень мило. – Марк понимающе улыбнулся.

– Мне нравится британский аромат. Разумеется, здесь не забыли и о калифорнийском шике. Комнаты для гостей в главном здании по-прежнему выдержаны в стиле замка в Балморале – тяжелые шторы цвета лесной зелени, резные шкафы, кровати под балдахином, но новые бунгало у пруда и теннисные корты точно такие же, как в Малибу. – Уинтер криво усмехнулась и с шутливым ужасом добавила: – И теперь в одном и том же меню значатся как бифштекс «Веллингтон», так и пророщенные зерна, йогурт и фрукты!

– Не может быть, – засмеялся Марк.

– Еще как может! – Глаза Уинтер засияли, встретившись с его глазами, и держали взгляд, пока напряжение не стало слишком сильным, пока она не начала думать, что хочет, чтобы он до нее дотронулся, обнял, поцеловал и занялся с ней любовью. Задохнувшись и покраснев, едва способная сосредоточиться, она продолжила: – Я всегда думала, как хорошо было бы поменять название на что-нибудь еще более традиционное, например, Королевский старинный клуб Бель-Эйр…

– Хочешь потанцевать?

Голос Марка прозвучал мягко, искушающе, давая понять, что он хочет того же, что и она, – всего и сразу. И начать можно здесь, танцуя в напоенном ароматом роз саду.

Марк поставил бокалы с шампанским на белый кованый столик и протянул руку навстречу девушке. Здравствуй, Уинтер!..

Но они уже оставили далеко позади это «здравствуй». Они перескочили через несколько глав, начав с середины, с чарующего раздела, где царит волшебство и где они забыли о игре и о том, как важно держаться на безопасном расстоянии от сердца.

Они танцевали в дивной, чувственной тишине, говоря друг другу «здравствуй», а оркестр в отдалении играл из незабвенных «Битлз» – «Здесь, там и везде».

Здесь, в этом розовом раю, там, на кровати под балдахином, везде…

Марку хотелось увести ее отсюда прямо сейчас, но его логический, научный ум призывал к порядку. Он заставил себя вернуться к главе первой и заполнить некое подобие анкеты.

Имя? Уинтер Карлайл. Это настоящее имя или псевдоним? Прочерк.

Возраст? Прочерк. Но от Эллисон Марк узнал, что они с Уинтер окончили Калифорнийский университет две недели назад. Значит, немного за двадцать.

Семья? Прочерк. Уинтер подчеркнуто настойчиво представила его Эллисон и родителям Эллисон, представила с такой гордостью и радостью, словно Фитцджеральды были ее родителями, а Эллисон – сестрой. Да, между ними была эмоциональная связь, но никак не генетическая. Фитцджеральды – рыжие, веснушчатые и веселые ирландцы. Родители Уинтер, которые подарили ей черный бархат волос, фиалковые глаза, кожу цвета слоновой кости и элегантную чувственность, отсутствовали.

Род занятий? Прочерк. Уинтер богата. Все присутствующие здесь богаты. Марк немного понимал в богатстве и знал, что для некоторых оно было самоцелью, а для большинства – сопутствующим элементом, тем, что они имели, но не тем, кем они являлись. Кем была Уинтер? Чем была Уинтер? Сегодня она играла среди самых известных актеров и актрис Голливуда, и ее спектакль был сногсшибательным. Марк уже несколько лет не был в кино. И насколько он мог судить…

– Ты знаменитая актриса, да? – Его губы ласково скользнули по шелковистым волосам.

Марк обнял ее крепче, уже ощутив ее притягательную податливость и инстинктивно синхронное движение их тел. При этих словах Уинтер сжалась, всего на мгновение, но Марку показалось, что это не она, а он вздрогнул от вопроса.

Марк отстранился, чтобы увидеть ее лицо, и заметил быстрый, но безошибочно узнанный им отблеск боли, прежде чем девушка успела подавить ее.

– Нет.

– Не такая известная актриса? – осторожно произнес Марк. Может быть, Уинтер попытала счастья и провалилась? Если бы он ходил в кино в последние годы, то, возможно, удержался бы от вопроса.

– Я вообще не актриса, – тихо прошептала Уинтер. «Только актриса… всегда актриса… никогда не буду актрисой».

Марк пожалел, что вторично расстроил ее, и поискал тему, которая оказалась бы приятной, оживила бы девушку.

– Мне понравилась твоя подруга Эллисон.

– Ты хочешь быть с Эллисон?

– Нет. – «Ты же знаешь, что не хочу». – Я хочу быть с тобой.

– Тогда чего мы ждем? Поедем куда-нибудь, где мы будем вместе.

– Хочешь сначала пообедать?

Не отводя взгляда от глаз Марка, Уинтер слегка покачала головой.

– Ладно. Нам надо дожидаться, пока уедут жених и невеста?

– Нет. Мы можем уехать сейчас.