"Алоиз Качановский. Три трупа и фиолетовый кот, или роскошный денек [D]" - читать интересную книгу автора

письменный стол. Становится тихо. Франк водит взглядом по собравшимся и
неожиданно ориентируется, что женщины избегают его глаз. С трудом берет
себя в руки. Пожимает плечами и усаживается в кресло поглубже с миной
человека, попавшего в общество опасных сумасшедших. С ироничной ухмылкой
дает знак, что готов слушать дальше.
- Восемь или десять лет назад, - начинаю я, - в этом кабинете происходила
следующая сцена. К адвокату Риффу обратилась клиентка из провинции по
фамилии Клара Виксель. Она производила впечатление чудачки, смешной старой
девы. Впрочем, чудачество ее было вполне невинным: она писала детективные
рассказики и под псевдонимами посылала их в журналы. Я предполагаю, что
какой-нибудь из этих журналов зло подшутил над нею: переработал ее
рассказик и опубликовал под чужой фамилией или что-нибудь в этом роде. Она
даже не могла отстаивать свои права, так как не имела доказательств
авторства. Но сделала из этой истории соответствующий вывод. Она решила на
будущее обеспечить себя перед подобными проделками литературных пиратов.
Написав новую повесть и выслав ее в знаменитое Издательство детективной
литературы, Клара Виксель копию этой повести и квитанцию об отправке
принесла сюда, к адвокату, и сдала в качестве депозита. Я думаю, что отец
не отнесся к этому делу с достаточной серьезностью. Он не сомневался, что
имеет дело с графоманкой, одержимой к тому же манией преследования. Отец
принял депозит, забросил его в сейф и сейчас же забыл обо всем этом.
Позднее, наводя в сейфе порядок, он передал рукопись секретарше, как вещь,
"за которой никто не обратится". Поэтому и секретарша не считала
необходимым прятать рукопись где-нибудь под ключом. Этот депозит
представлял собою толстую рукопись, переплетенную в зеленый картон. Нина
пристроила его на своем рабочем месте и все последующие годы трудилась,
восседая на этом сокровище, которое срослось с креслом в одно целое
настолько, что уже никто его не замечал.
В это мгновение Пумс вскакивает с кресла и нервно ощупывает его рукой. Но
на кресле уже ничего нет.
- Этот депозит был у меня перед глазами с тех самых пор, как я принял
после отца канцелярию, - говорю я. - Но, разумеется, мне и в голову не
приходило, что этот предмет имеет хоть какую-нибудь ценность. К слову,
литературной ценности он не имел почти наверняка. Но это не помешало ему
стать поводом для убийства.
Раскуриваю новую сигарету. Ванда тоже раскуривает свою. Руки по крайней
мере у нее не дрожат. Франк смотрит в окно так, словно происходящее его
совершенно не касается. Я продолжаю:
- Копия лежала себе спокойненько на кресле, а с оригиналом тем временем
происходили преинтереснейшие вещи. Посланный в Издательство, логическим
ходом вещей он попадает в руки литературного редактора, которым был в то
время Франк. Франк бросил взгляд на рукопись, понял, что она совершенно
безнадежна, и отложил ее в груду других ни к чему не пригодных материалов.
Наверняка, он не потрудился даже написать пару слов автору, которая
сделала из молчания Издательства правильный вывод, что ее шедевр не нашел
понимания. Перестрадала это и в конце концов, возможно, даже и забыла об
этом порождении своего воображения. Забыла до мгновения, когда увидела на
экране фильм "Черная лестница".
Франк подскакивает, как будто его подстегнули шилом. Майка бросает на него
испуганный взгляд. Но все молчат. Я продолжаю: