"Огюстен Кабанес, Леонард Насс. Революционный невроз " - читать интересную книгу автора

чтобы создать в совершенной тайне грандиознейший комплот, распространить его
на все самые глухие углы государства и достигнуть повсеместно столь
блестящих результатов? Если вспомнить только хотя бы о тех средствах
сообщения, какими в то время располагала Франция, то становится прямо
невероятным, чтобы один человек мог вызвать такое огромное, повсеместное и
одновременное движение, не легкое даже и во времена электричества и пара.[6]
На наш взгляд "Великий страх" был исключительно непосредственным
продуктом душевного настроения революционного общества.
Оно было охвачено паникой именно потому, что освободившись
насильственно от мрака, в котором его держало веками королевское
самодержавие, оно было внезапно ослеплено озарившим его ярким светом
свободы. Оно в первый момент как бы растерялось и, не чувствуя более над
собой прежней железной руки, - остолбенело. В таком оцепенении не мудрено,
что ему стали мерещиться на первых порах всякие даже несуществующие и
фантастические страхи и опасности.
Революционное общество первого периода можно до некоторой степени
сравнить с толпой школьников, убежавших тайком от воспитателя на ближайшее
поле. Сперва они бегают, шалят, играют и шумно радуются минутной свободе...
Но вот наступает вечер и детьми овладевает смутное чувство тревоги перед
мраком неизвестного будущего. Еще немного и они трусливо жмутся друг к
другу, испуганно переглядываясь между собой. Затем внезапно, изо всех сил,
бросаются обратно в школу, где их ждет и выговор и даже наказание, но где
они все-таки сознают себя, наконец, в полной безопасности. От этого,
конечно, еще далеко до того, чтобы крестьяне и горожане 1789 года также
скоро склонили свои головы обратно под иго деспотизма. Так думать - значило
бы отрицать, что революция явилась неизбежным, естественным и даже вполне
обдуманным результатом предшествующих, подготовивших ее событий, и
допускать, что она была не более, как лишь случайным продуктом внезапного
порыва.
В настоящее время имеется слишком много самых документальных
доказательств для опровержения подобного предположения. Но разумеется тогда
никто сразу не мог бы предсказать, до каких пределов дойдет ее развитие или
предвидеть ее конечные результаты... Никто, может быть, тогда еще и не
решался взглянуть открыто в глаза надвигавшейся опасности...
Стены Бастилии обрушились с таким адским грохотом, что его эхо гулко
пронеслось до последней убогой хижины всей Франции. Самый темный селянин
постиг в эту минуту, что свершилось что-то важное, великое, нарушившее
надолго однообразное течение истории. Все прошлое рухнуло со всеми своими
вековыми традициями и застигнутый врасплох таким крушением народ невольно
спрашивал самого себя: что же даст ему ближайшее будущее, что принесет ему
завтрашний день? Не станет ли этот день днем полного торжества анархии, днем
победы толпы оборванцев и нищих, этой язвы страны, сдержать которую будет не
в силах никакая власть?
Те кто считает, что "Великий страх" был именно такой боязнью имущих
классов перед нарождающимся пролетариатом, что он был продуктом опасений,
охвативших обеспеченную среду, которая начала сознавать, что революция из
буржуазной превращается, силой вещей, в социальную, долженствующую неминуемо
совершить огромный экономический переворот и переместить накопленные
богатства из одних карманов в другие, едва ли назовет подобное толкование
мистическим или фантастическим. Не подлежит очевидно сомнению, что всякий,