"Николай Журавлев. Живут три друга (Сб. "Необычные воспитанники")" - читать интересную книгу автора

- Спрашиваешь! Я ведь в типографии работал.
Одним из шефов клуба считался. И в этот день стоял на контроле.
Горького я сразу узнал: высокий, худой, в кепке. Думаю: "Спрашивать у него
билет? Неудобно". А он уже подошел, глянул на меня и положил руку на
голову. "За что сидишь?" Глаза с голубинкой, прямо в душу глядит, бас
глуховатый, окает.
Я ему: "За магазин". Он засмеялся. "Решил в нем похозяйничать? Сколько
лет срока?" Я сказал: "Червонец". Он и брови поднял. Вздохнул. "Ничего.
Еще молодой. А хозяином человека на земле труд делает".
И прошел дальше. Что потом в клубе делалось! Редкий из заключенных
Горького не читал. "Челкаш".
"Емельян Пиляй". Кричали: "Ура! Наш босяцкий писатель!" Выступали с
поздравлениями. Потом о нем остроту пустили.
- Какую?
- Один заключенный другому говорит: "Слыхал, Горький в Соловки
приехал?" А тот ему в ответ: "На сколько? На десять лет?" Передали эту
остроту Горькому, он засмеялся: "Я так долго ни на одном острове не жил".
- Алексей Максимович и у нас в Болшеве был, - сказал я. - Ну, а как ты
в эту партию попал?
- Это уж после ваша комиссия приезжала. Овчинников ее возглавил.
Знаешь, конечно? Бывший ширмач. Записывал желающих работать в коммуну. Я и
попросился.
- Решил завязать?
Спросил я словно бы невзначай и тут же стал закуривать. Я не глядел на
Павла, но по большой паузе, которая за этим последовала, понял, что он
меня раскусил.
- Ты, Коля, как следователь разговариваешь! - засмеялся он, и смех его
был неискренним. - Ну, как заключенные смотрели на вашу комиссию? "Легавые
приехали". Кому охота годами из-под замка "любоваться" на Белое море,
слушать крики чаек? Вот и записывались.
"Так и увернулся Пашка от прямого ответа, - мысленно засек я. -
Освободиться захотел. А для чего? Чтобы работать в Болшеве или убежать на
волю?"
- Сказать по совести, я не верил, что меня возьмут в коммуну, -
продолжал Павел. - "Красненькая".
Кому я нужен с таким сроком? И вот не так давно, осенью, приходит Мишка
Сопатый, сосед по камере.
"Новость для тебя, Пашка, закачаешься!" Я: "Какая?" Сопатый: "Спляши
сперва". Дело во дворе было. Я вдарил "сербияночку", он остановил. "Нет.
На воротах пляши". Пришлось мне лезть на перекладину, притопнул разов
несколько ногой. И тогда Сопатый:
"В Москву едешь. Сам видал тебя в списке". Всю ночь не спал, думал:
"Неужто возьмут? Вдруг вспомнят:
красненькая? И вычеркнут".
- Нет, мы берем всяких, - подтвердил я. - С блатом пора кончать, Паша.
Терпение и труд все перетрут. Жалко Мишки Григорьева тут нету, я бы и его
забрал.
Поезд пришел в Москву. Перебрались мы на Ярославский вокзал, и тут
выяснилось, что двое из партии исчезли.
- Бежали гады, - подытожил кто-то с веселой усмешкой.