"Анатолий Жуков. Голова в облаках" - читать интересную книгу автора

от утятника к заливу, сонно переговаривались за метровой штакетной изгородью
утята, но их детские голоса, смягченные расстоянием, не мешали слуху.
Парфенька положил спиннинг на отдыхающий велосипед, снял с плеча пустой
рюкзак, постелил его на мокрую от росы траву рядом с велосипедом и сел ждать
солнышка. Заря уже отыграла, вот-вот выкатится красное и в полчаса подметет
до зеркального блеска весь залив. Можно бы сделать парочку пробных забросов,
но ведь зряшные будут, вслепую, зацепишься еще за корягу, рви потом леску,
опять настраивай снасть, а рыбу уже спугнул. И самая уловистая, самая
дорогая блесна тю-тю.
За спиной послышались осторожные, крадущиеся шаги, Парфенька
обернулся - от ветлы двигался Тоськин с кривой дубинкой, могучий,
жалостливый мужик по прозвищу Голубок, заведующий здешней утиной фермой. Он
тоже узнал Парфеньку, просиял:
- Неужто Парфен Иваныч?... Да как же ты догадался, голубок? А я нынче
сам хотел за тобой. Вот, думал, позавтракаю и - в Хмелевку, к самому Парфен
Иванычу... Радость-то какая, голубок, слов нет.
Парфенька вежливо встал и подержался за его большую, как совковая
лопата, руку. Упрекнул с улыбкой:
- Радость, а с палкой ко мне подкрадывался. Голубок смущенно бросил
кривулину в траву.
- Не признал сразу-то, голубок, думал - чужой. Ходют тут разные,
туристами называются. Из Мелекесса, из Куйбышева, а восейка из самой Москвы
закатились четверо. Что им на своих-то легковушках. Резиновые лодки надуют и
катаются, рыбку вроде бы ловят, а на самом деле - моих утят. Рыбки-то, сам
знаешь, у нас не густо, а им, голубок, уха надобна. Уха из петуха.
Избаловался народ совсем, только бы не работать. А?
- Да, тут хорошо, - сказал Парфенька. - Солнышко вон всходит, кукушка у
того берега проснулась. Слышишь: ку-ку, ку-ку... Одно и то же, а хорошо.
- Хорошо-то хорошо...
- А что? И ферма у вас, видать, хорошая.
- Ферма - да. Что да, то да, грех жаловаться. Выгульный двор вон прямо
у воды. Поплавают - выходи и гуляй, погуляли - спускайся и плавай. У людей
нет такой жизни, райская жизнь. Да ведь короткая, голубок! Два месяца и - в
кастрюльку. Или на сковородку - утята табака. Жа-алко... Они ведь потешные,
как малые ребята, играть любят, гоняются в воде друг за дружкой, ныряют...
Какая же это жизнь - два месяца. А, голубок?
- Короткая. - Парфенька вздохнул.
- Ас нынешней весны еще короче. Выплывет какой в открытый залив и вдруг
заблажит, взмахнет крылышками, и нет его - провалился, только круги по воде.
Да другой так-то, голубок, да третий, да пятый - десятый. Бывает, по
двадцать штук в день пропадает, мыслимо ли дело! Будто кто хватает их,
сердешных, снизу за лапы и топит. Ну, мы потом догадались: она, Лукерья,
больше некому. А тут еще и туристы балуют. Выручай, голубок, век не забуду!
- Вот туман разойдется... Не видал ее?
- Кого? Лукерью?
- Какую Лукерью - щуку!
- А я про кого, голубок? Про нее же, про щуку. А ее Лукерьей зовут.
- Кто зовет?
- Народ, голубок, ивановские мужики, бабы, ребятишки. У нас тут старуха
проживала, Лукерья по имени, жадная-жаднющая, голубок, но бойкая,