"Борис Степанович Житков. Утопленник (детск.)" - читать интересную книгу автора - Послал господь!
Мы вышли с Федей. - Ну и мамаша, - говорю, - у тебя: коловорот! - Да не покрепче вашего папаши будет. Тот раз думал: порешат они меня подсвечником. Как ноги только унес! - Слушай, Федор. Ну их, с родителями! Давай сами поладим. Возьми ты у мамаши своей, что она там, голову сахару, что ли, или мыло - "благодарность", одним словом, и занеси ты ее, благодарность эту, куда-нибудь к чертям в болото. Ну, старухам в богадельню какую-нибудь. Или хочешь: продай да пропей. Понял? И квиты. Я зашагал, Федя за мной. - Никак этого невозможно. Как же я перед мамашей-то солгу? Видали сами: они на три аршина в землю видят, мамаша. Обманите, если умеете, вы своего родителя, скажите: вроде купили. - Иди ты! - и я выругался. - И чтоб тебя не видал никогда. Сунься ты к нам в гавань, - вот истинный бог, скажу ребятам, они тебе нос утрут в лучшем виде. Федя все что-то говорил, но я шагал во весь мах и повторял: - Чтоб и ноги твоей... и духу твоего! Чтоб ни под окном, ни у ворот!.. Я завернул в какой-то двор. Федя отстал. Я выждал минут десять - и домой. Дома я матери рассказал, что нет никакого сладу с утопленником, что у него мамаша объявилась и чуть меня эта мамаша в самоваре не сварила, что если эта мамаша сохнет, то пусть она в порошок рассыплется - не чихну; туда Я долго ругался и махал руками. Мать сказала мне, что не надо дураком быть, но я не дал ей больше говорить, а стал кричать, что у Пантюшки уже вся стенка в объявлениях: "Чай Высоцкого" и "Лучшая питательная овсянка "Геркулес" - и что от чернослива его скоро наизнанку вывернет. Но мать махнула рукой и вышла из комнаты. Однако же Федьку-утопленника, видно, проняло: вот уже две недели, а его как ветром сдуло. Пантюшка пробовал узнавать, где утопленник квартирует или в каком лабазе приказчиком. То-то, ага! Но "ага" вышло вот какое. Собирался как-то отец на службу. Стоит в прихожей, чистится щеткой. Тут звонок. Я выхожу, а отец уж двери открыл, смотрю: батюшки! Федора мамаша. Желтая, злая. Так в отца глазами и вцепилась. Черная шерстяная шаль на ней и вся, как в крови, в красных букетах. И под платком что-то оттопыривается: прямо будто с топором пришла и сейчас кого первого по головке тяпнет. У меня душа в пятки. Отец: - Вам кого? А эта глазами с отца на меня. - Да уж кто поправославней, того бы мне. - А здесь не святейший синод, сударыня, - и вижу: отец шагнул к ней со щеткой. Тут, слышу, мать быстренько каблучками стукает - и сразу из дверей. - Это ко мне. Проходите, пожалуйста. |
|
|