"Борис Степанович Житков. "Погибель" (детск.)" - читать интересную книгу автора

Я задавил в себе досаду. Но было - хоть об стенку головой! Тут случился
в тюрьме тиф; попал я в больницу. Говорили, я бредил этой "Погибелью". А
потом слышно стало: кругом забастовки, тюрьму набили народом доверху. Стало
уж не до меня. Из больницы меня, полуживого, вытолкали за ворота. Одна была
бумажка, что из-под следствия освобожден.
Нищим оборванцем добрался я до своего порта. Здесь товарищи мне
помогли. Сказали, что суд был, капитана оправдали. Дело у них сошло с рук.
Испанца никто не знал, и такого не видели.
- А капитан?
- А он плавает на портовом буксире "Силач".
У меня, видно, рожу перекосило, потому что все стали говорить:
- Брось, мало насиделся?
Но я ничего не говорил.
Вечером я пошел в порт и стал ждать "Силача". Вот он подошел и стал
кормой к пристани. Я узнал голос, он крикнул:
- Сходню ставь веселей!
Я прислонился к штабелю угля. В руке у меня был кусок фунтов в десять.
Капитану дорога мимо меня, и народу сейчас мало. "Сейчас тебе, дракону,
конец", - говорил я про себя. Вот он идет мимо фонаря, вот зашел в тень, и я
в тени. Тьфу! За ним бегут двое.
- Господин капитан, Леонтий Андреич! Разрешите полтинничек. Ей-богу, мы
ж за вас! В счет получки, вот истинный Христос! - И уж совсем почти рядом со
мной: - Мы ж зато молчим.
Знакомые голоса. Фу ты! Да это Афанасий с Яшкой. Они шли за ним и
клянчили. Я пошел следом. Тут уж вышли на людное место, я бросил свой уголь.
Капитан полез в карман, и я слышал, как он сказал:
- Последний раз, а то я вас уберу. Знаете?
Афанасий с Яшкой дошли до пивной и ввалились туда. Они сидели за
столиком, когда я вошел. Они меня не узнали, так переменили меня тюрьма и
болезнь. Я спросил кружку пива за гривенник и сел рядом. Из их разговора я
понял, что их взял служить капитан на "Силач", чтобы они помалкивали, и что
теперь как бы в самом деле не был это последний полтинник, что они выудили у
капитана. Потом они подвыпили, и Афанасий пьяным голосом кричал:
- Ей-богу, он хороший человек! Вот мы с тобой выпили, честное слово:
сам живет и другим жить дает. А это он так. Пугает только. Надо же попугать.
А он, ей-богу...
И вдруг он уставился на меня. Обернулся и Яшка и тоже выпучил глаза. Он
еле сказал:
- Ты... живой?
Я скорее встал, кинул официанту гривенник и вышел. Может, они еще не
поверили своим пьяным глазам. Нет, нет, все равно дурака я свалял! Они
скажут капитану и уж за десятку, а не за полтинник, продадут ему меня.
Я ночевал теперь по ночлежкам, работал на сноске. Я решил переждать с
неделю и снова пойти стать под углем.
И вот раз в ночлежке, когда все в полутьме уже засыпали и только в углу
шел гулкий разговор, вдруг слышу:
- Мне не можно...
Я так и подскочил: не может быть! Я крикнул на всю ночлежку:
- Машка!
Действительно, это был испанец. Он подбежал ко мне. Я не мог ничего