"Стефан Жеромский. Бездомные" - читать интересную книгу автора

девственности. Время от времени из массы проезжающих особ выделялось одно
какое-нибудь лицо - хрупкое, утонченное, до того неимоверно прекрасное, что
один вид его был лаской для глаз и нервов, исторгал из груди растроганный
вздох о счастье и уносил его с собой, исчезая в мгновение ока.
Юдым нашел свободный краешек скамьи под тенью каштанов и, испытывая
большое удовлетворение, уселся подле старой усатой няньки и двоих детей.
Сняв шляпу и уставив глаза в поток выездов, катящихся серединой улицы, он
медленно остывал. На тротуарах становилось все больше изысканно одетых
людей - сверкающих цилиндров, светлых пальто, жакетов. Старая бабища с
хитрыми глазами ввела вдруг в нарядную толпу молоденького козленка с белой
как снег шерстью. Стайка детей следовала за козленком, выражая ему свое
поклонение взглядами, жестами и тысячами возгласов. Потом огромный
краснорожий оборванец пронесся как помешанный, хрипло выкрикивая результат
последних конских бегов. И снова ровно, спокойно, чарующе плыл по тротуарам
людской поток, а его стремнина неслась посредине улицы, увенчанная пеной
чудесных, невесомых, издали кажущихся голубовато-зелеными тканей.
Каждый распустившийся лист бросал на белый круглый гравий свое
отчетливое отражение. Тени эти медленно передвигались, как малая стрелка по
белому циферблату. Скамьи заполнились народом, а тень уже успела покинуть
занятое Юдымом место и уступить его водопаду все расплавляющих солнечных
лучей. Другого убежища нигде поблизости не было, и доктору волей-неволей
пришлось встать и тащиться дальше, к площади Согласия. Нетерпеливо выжидал
он, когда можно будет прорваться сквозь водоворот карет, колясок, фиакров,
велосипедов и пешеходов на повороте главного русла, идущего от бульваров к
Елисейским Полям. Наконец он добрался до обелиска и направился в глубь сада
Тюильри. Там было почти пусто. Лишь возле скучных прудов резвились бледные
дети, да в главной аллее несколько мужчин в рубашках играли в теннис. Пройдя
парк, Юдым повернул к реке, чтобы, держась в тени домов, добраться до
маленькой площади перед церковью Сен-Жермен л'Оксерруа, где легче было
захватить место на империале. В это мгновение в мыслях его возникла пустая
холостяцкая квартира, далеко, на бульваре Вольтера, где он вот уже год
ночевал, и это воспоминание исполнило его отвращением к пустым стенам,
пошлой обстановке, к непреодолимой чужеземной скуке, которой веет из каждого
угла. Работать ему не хотелось, идти в клинику - ни за что на свете.
Он очутился на набережной Лувра и с ощущением блаженства в затылке и
спине остановился под тенью первого же каштана на бульваре. Его сонный
взгляд скользил по грязной, почти черной воде Сены. И пока он так торчал тут
наподобие фонарного столба, в его сознании вдруг зажглась словно извне
занесенная в голову мысль: почему бы мне, черт побери, не пойти в этот самый
Лувр?
Он повернулся на каблуках и вошел в большой двор. В прильнувшей к
толстым стенам тени, погружаясь в нее, словно в водную глубь, он добрался до
главного входа и очутился в прохладных залах первого этажа. Вокруг стояли
древние изваяния богов, одни огромные, другие в натуральную величину, но
почти все с безбожно поврежденными руками и носами. Юдым не обращал внимания
на этих разжалованных властителей мира. Он останавливался иногда перед тем
или другим, но по большей части тогда, когда ему бросалось в глаза
какое-нибудь забавное искажение божественных форм. Больше всего его
привлекал отдых в полной прохладе и вдали от шума парижской улицы. Поэтому
он искал не столько шедевров, сколько скамьи, на которую можно бы присесть.