"Стефан Жеромский. Бездомные" - читать интересную книгу автора

вопиет к нам с лица земли единственно потому, что мы были его свидетелями.
Панна Иоанна, которая спросила Юдыма о "Рыбаке", сидела на конце скамьи,
отделенная от него двумя барышнями и бабушкой. Ожидая ответа, она слегка
наклонилась и внимательно глядела на него. Вынужденный глядеть в эти
удивительно ясные глаза и возбужденный тем выражением восторга в них,
которое полностью заменяло длинное описание полотна Пювиса де Шаванна, он
теперь стал припоминать даже краски этой картины, даже пейзаж. Самозабвеннее
восхищение в этих глазах, казалось, описывало ему картину, помогало
восстановить в памяти стершиеся впечатления. Да, он помнил... Худой человек,
собственно даже не человек, а антропоид из предместий огромной столицы,
обросший клочковатой бородой, в рубашке, разлезшейся от старости, в штанах,
висящих на худых бедрах. Он снова увидел этого человека с сачком,
погруженным в воду. Глаза его как будто покоятся на поддерживающих сетку
палках и все же видят каждого проходящего мимо человека. Они не ищут
сочувствия, которого нет, не жалуются и не плачут. "Вот и вся польза,
извлекаемая вами из всех моих сил и моею духа..." - говорят глубокие провалы
его глаз. Вот оно - отражение мировой культуры, ужасающее произведение
человечества. Юдым вспомнил даже то недоуменное чувство, которое охватило
его, когда он наблюдал, какое впечатление эта картина производит на других.
Перед ней толпились великосветские дамы, нарядные благоухающие духами
девушки, "одетые в мягкие одежды" мужчины. И вся эта толпа вздыхала. У
людей, которые пришли туда, обремененные добычей, тихие слезы текли из глаз.
Покоряясь велениям бессмертного искусства, они несколько мгновений
чувствовали, как живут и что делают на земле люди.
- Да, - сказал Юдым, - правда. Я видел эту картину в Люксембургской
галерее.
Панна Иоанна снова спряталась за плечо пани Невадзкой. Доктор увидел
лишь ее белый лоб, окаймленный темными волосами.
- Как там панна Иоанна ревела... Как она ревела!.. - шепнула Юдыму
Ванда почти на ухо. - Впрочем, мы все... У меня у самой из глаз катились
слезы, как... как горох с капустой.
- Я не имею обыкновения... - улыбнулась панна Наталия.
- Нет? - спросил доктор, лениво окидывая ее взглядом.
- Мне очень жаль было этого человека, особенно жену, детей... Все они
худые, как щепки, похожи на сухой хворост на выгоне... - продолжала она,
краснея и с улыбкой прикрывая глаза.
- Этот "Рыбак" в точности похож на Иисуса Христа, ну прямо как две
капли воды. Скажите сами, бабушка...
- "Рыбак"? В самом деле похож, в самом деле... - говорила старая дама,
погруженная в созерцание местности.
Трамвай повернул на улицу городка Севр и остановился перед двухэтажным
домом. Путешественники на империале могли заглянуть прямо в номера харчевни.
То было неподходящее зрелище для барышень. Пьяный солдат в кепи набекрень
обнимал за талию отталкивающего вида девицу, и оба, высунувшись из окна,
строили едущим обезьяньи гримасы. К счастью, трамвай двинулся в дальнейший
путь. Едва он выбрался за последние дома городишка, в пустое и печальное
пространство в чистом поле, как вдруг потемнело. Поднялся резкий ветер.
Ближний лес затянулся серой мглой, и вскоре хлынул частый и крупный дождь. В
вагонах началась паника. Косые струи дождя врывались под тент и заливали
скамьи. Дамы сбились в кучу в наиболее защищенном месте и кутались как